— В карманах юбки…

— Тогда все в порядке.

Было пасмурно, но не холодно. Скоро наступит весна. За городом уже чувствовались весенние запахи: пахло набухавшими почками и молодым соком растений. За переправой конь побежал веселее. Лаура подумала, что в других обстоятельствах это было бы приятное путешествие, но мысли об Элизабет не выходили из ее головы. Бог знает, что мог сделать с ней такой мерзавец, как Понталек! Что ему до того, что ей всего три года! Ангелочек, наверное, замерз, хочет есть: сама мысль об этом была непереносима. Чтобы больше не думать, она обратилась к Лали:

— Зачем вы пошли в обход, чтобы встретить меня на дороге? Ведь вы вполне могли бы уехать со мной из дома.

— Если за домом следили, то увидели бы, что вы уехали не одна.

— Вы правы.

Пальцы Лауры нашли и крепко сжали руку старой подруги.

— Хорошо, что вы со мной, — растроганно сказала она. — Потому что перед вами мне нечего скрывать: я просто умираю от страха. Тот, у кого моя девочка, не человек…

— Ваш страх вполне понятен, друг мой. Хватит ли у вас сил пойти до конца?

— Да, конечно. Меня поддержит любовь к моей дочери. И еще ненависть к этому дьяволу.

— Не давайте ненависти ослепить себя. Бог скорее поможет любви…

— Постараюсь помнить об этом.

На дороге к Трегону, на самой развилке, они разделились. Лали спрыгнула на землю, не забыв взять корзинку, и, взмахнув рукой, зашагала вперед, а кабриолет не спеша поехал дальше. Лаура не хотела приезжать слишком рано, к тому же было нежелательно чересчур увеличивать расстояние между ней и подругой. Уже темнело, когда она вошла наконец в знакомый трактир. Хозяин Тангу молча подошел и стал распрягать лошадь, чтобы отвести ее в конюшню. Он даже не ответил на приветствие путешественницы. Казалось, сейчас он выглядит еще уродливее и мрачнее, чем при их первой встрече: больше чем когда-либо он походил на большую обезьяну с длинными лапами, достающими почти до земли.

Оставив его заниматься своими делами, Лаура вошла в зал. В очаге горел огонь, и в котелках шипела еда, приподнимая паром крышки, из-под которых струился пахучий дымок. Поначалу Лаура подумала, что здесь никого нет, но, когда глаза ее привыкли к полумраку, она различила сидящего на камне у очага старого крестьянина, такого старого и такого невзрачного, что он больше походил на брошенный мешок с картошкой. Он обернулся, и Лаура увидела, что в руках он держит дымящуюся плошку. Бросая косые взгляды на молодую женщину, он быстро ее осушил.

— А хозяйки нет? — спросила она, подходя к огню и протягивая к очагу руки, холодные, несмотря на толстые перчатки. Старик отрицательно мотнул головой и поднялся, наливая себе из котелка новую порцию варева, которое оказалось капустным супом.

— Если есть хотите, возьмите себе в буфете плошку, — наконец выдавил он.

— Подожду, пока кто-нибудь мне подаст.

— Так вы долго прождете!

Ей было холодно, хотелось есть, а суп издавал приятный запах. И все-таки она взяла плошку, а старик любезно наполнил ее. Лаура села на скамью у очага. Он смотрел на нее странным взглядом, открыл было рот, чтобы заговорить, потом передумал, тревожно огляделся, но все-таки решился:

— Вам чего тут надо в такой-то час?

— Это мое дело, — отрезала Лаура, смягчая свой ответ улыбкой.

Старик перешел на шепот:

— Вот и они все так говорят! Не место тут для такой хорошенькой женщины, как вы… Да что красота! Их всех находят мертвыми…

Лаура собралась было расспросить старика о подробностях, но тут вошел трактирщик, и старик снова забился в свой угол. Тангу без церемоний обратился к нему:

— Ах, ты все еще здесь? Вон отсюда! Да поживей!

— Позвольте ему, по крайней мере, доесть суп! — вступилась Лаура.

— Дай ему волю, так всю кастрюлю сожрет! А ну, живо!

Старик разогнулся, поставил осушенную одним глотком плошку и засеменил в густую тень, к двери.

— Я тоже налила себе! — сказала Лаура. Тангу поглядел на большие часы:

— И правильно сделали. Я дам вам еще хлеба, сала и сидра. Вам еще целый час надо ждать.

— Почему час?

— Море, черт возьми!

Лаура почувствовала, как по спине у нее пробежали мурашки. Что бы это значило? Может быть, они собирались посадить ее на корабль и увезти одному дьяволу известно куда? В таком случае Лали ей не поможет. В обычной жизни она мало внимания обращала на колебания уровня моря и была бы не в состоянии сказать, когда наступает прилив, а когда отлив. Но в данном случае речь могла идти только о приливе, и сердце ее сжалось. Отрезанная от земли, она пропадет, и малышка Элизабет наверняка пропадет с ней тоже. Голод вдруг прошел, и она отставила недоеденный суп, остатки которого трактирщик преспокойно перелил обратно в котелок. Чтобы нарушить тяготившее ее молчание, она спросила:

— Что же нет Гайд, вашей жены?

— А вы помните, как ее зовут?

— Такую красавицу не забудешь.

— Скоро увидитесь!

Он направился в глубину залы, показывая, что не имеет никакого желания продолжать разговор. Рука Лауры инстинктивно скользнула в карман, нашаривая пистолет, вселяющий хоть какую-то уверенность. Но помимо оружия ее пальцы нащупали в кармане еще какой-то предмет, хотя она не помнила, чтобы клала туда еще что-нибудь: это оказались горошины самшитовых четок. Наверняка в карман Лауры их засунула заботливая Матюрина. Молодая женщина вынула четки, поднесла к губам серебряный крестик и поцеловала его. Потом обмотала четки вокруг запястья. И сама удивилась, как вдруг почувствовала себя спокойнее. Она начала молиться… Обращаться к Матери-Заступнице — единственное, что ей оставалось…

Время тянулось бесконечно медленно. Наконец появился Тангу, держа в одной руке ружье, а в другой — фонарь.

— Пора! — позвал он.

Лаура встала, завернулась снова в свою накидку, надела перчатки.

— Накиньте капюшон! — посоветовал трактирщик. — Нынче ночью сыро…

Эта неожиданная забота объяснялась скорее всего желанием сделать ее неузнаваемой, ведь под капюшоном не видно ни лица, ни светлых волос… Она послушалась, но правая рука снова скользнула в карман.

Они вышли на улицу. Четвертушка луны светила довольно ярко, и Лаура с облегчением увидела, что наступил отлив. По крайней мере, теперь нечего опасаться выхода в море. Вслед за провожатым, который так и не зажег свой фонарь, она начала спускаться по тропинке, ведущей к броду Богоматери Гильдо. Но они не воспользовались переходом, а пошли вдоль берега и вскоре добрались до широкого устья речушки Аргенон — воды ее серебрились, отражая лунный свет. Затем они сошли с тропинки, убегавшей, закругляясь, от моря, и стали спускаться по невысокому песчаному берегу к нагромождению скал. Тут Лаура поняла, зачем они дожидались отлива: в этом месте показались развалины крепости с двумя торчащими башнями. В прилив сюда просто невозможно было добраться. Но похоже было, что тропинка, с которой они свернули, проходила как раз мимо задней части разрушенного здания. Лаура спросила: