Радикал в центре номера крутил нож: лезвие то выскакивало из «бабочки», то заскакивало, не давая сосредоточиться. Они с Фролом переглядывались, делали какие-то жесты, от которых холодок пробегал по спине и я никак не мог вспомнить, как правильно писать — «щука» или «шчука»… И этот нож!.. Опять проклятые бабочки! Вот расплата за вчерашнее: удавили тысячу штук живых пеперуди — получай теперь одну железную, острую, опасную, она отомстит за всех!..

Наконец, когда Фрол начал нудно диктовать про тунеядца, у которого нет холодца в глухой тундре у крыльца, Исидор сказал:

— Достаточно, тут уже на сто штук набежало, — вытащил лист из рук жалобно смотревшего узбека и начал проверять.

Мой лист, видимо, его не интересовал, и я тихо отсунул его от себя.

Все ждали. Вот Исидор показал весь красный от исправлений текст:

— В 16 словах — 25 ошибок, из них — 14 орфографических, 7 — грамматических и по мелочи, 4 запятые… Итого 25 штук с тебя, дорогой друг из солнечной Чурекии! — Он потрепал листом узбека по щеке и положил лист перед ним на стол.

Узбек смотрел непонимающе:

— Чито? Сиколики? Как?

— Ты нам должен 25 тысяч рублей. Ошибка — штука, мы же договорились? Ну вот, если тут же расплатишься, можем сделать скидку, грамматику с запятыми не посчитать. Будет 20 штук. Но их-то обязательно.

— Аткута у мине… — Узбек начал вставать со стула, но радикал силой усадил его. — Толки вичира пириехал… десят кило памидор… где ситолики шитук, э?

Радикал крикнул над ним раздельно, по слогам:

— Ког-да-бу-дет-ба-бло-блядь?

— И, нету, да… килянусь, та… вичира пириехал… да… поезд ис Анджана…

Радикал неожиданно с силой ткнул узбека в затылок, отчего тот ударился лицом об стол. Из носа потекла кровь… Я вскочил:

— Кровь!.. Пол!.. Боюсь!.. Останови!.. Зачем?… Нельзя!.. — и стал оттаскивать радикала, попал ему по лицу, на что он отмахнулся:

— Да что ж такое… Уберите этого соплежуя в ванную! Фашист называется — крови боится!

Фрол, с грохотом вскочив, крепко схватил меня за обе руки и потащил к ванной, я наткнулся на его ногу и упал, но грубая сила схватила меня за шиворот, поволокла по полу, забросила в ванную и выключила свет:

— Тихо тут у меня!

Но я поднялся на ноги, в темноте подергал ручку — снаружи держали. Я подергал ещё — дверь распахнулась, я получил подошвой по груди, отлетел на унитаз, что-то посыпалось сверху, дверь — хлоп!..

…Когда пришёл в себя, услышал из-за двери крики:

— Бабло, сука… у земляков займи… роди, блядь… засрулла поганый… — и звуки ударов, грохоты мебели, визг подошв по полу, вскрики узбека, потом глухие стоны, как будто рот… затык-тык-тык…

О, его убьют, а потом мне будет!.. Я лихорадочно закрыл защелку изнутри и сидел возле двери, ощупывая нос и вытирая лицо концом полотенца, как потная мышь.

Шум нарастал: стала падать мебель, какие-то тела как будто боролись, слышны сопение, шепот, вскрики.

Я лихорадочно закрыл защелку изнутри и тупо сидел возле двери, в тревожной панике ощупывая нос и вытирая лицо концом полотенца.

Потом был дикий крик:

— Язык отрежу! — визг, верещание, скрежет, крики: — Куда, сука?.. Держи! Держи его! — звон стекла и — тишина.

И топоты ног, стук двери.

И опять тишина…

Я выбрался в номер. Дверь в коридор распахнута… Сквозняк… Сильно дует… Листы снесло со стола… Стулья валяются… Кровь, всюду кровь!.. А где узбек?… Под столом нет… А это что?.. Обломки стекла в окне!.. Стекло выломано, кровь на осколках!..

Я отбежал к другому окну, выглянул — внизу, без движения — и как-то приподнято на решётке — лежал на спине узбек, лицо в крови…

Weglaufen! Schnell![77]

Я вырвал из шкафа пиджак, побросал в сумку, что под руку попало… Бежать… Чемодан кинуть, только самое нужное…

Натянув пиджак, с сумкой на плече, не понимая, что я делаю, я на цыпочках побежал по коридору, вниз по лестнице. На счастье, за стойкой никого не было, только уборщица из другого конца вестибюля недобро посмотрела на меня:

— Бегают тут…

Я бросил ей:

— Здравствуйте вам! — и поспешил на улицу, где сразу увидел: около тела стояла женщина с сумкой и смотрела то наверх, то на недвижного узбека… Что-то кричит, машет рукой… Вот притормозила машина, из неё тоже смотрят — то наверх, то вниз… Что кричат?.. Выбросили?.. Рот разрезан до ушей?.. Язык отрезан?..

В оглушенном виде я стал ждать зеленый свет. Зебра перехода качается и мнётся, белые полосы стреляют по глазам, черные — разбегаются по сторонам. «Быстрее, быстрее!» — шептал я машинам, а когда орда жести сгинула, засеменил рядом с людьми, а потом начал уходить без оглядки по улице неизвестно куда, ничего не ощущая, кроме паники… Только бы подальше и побыстрее… Weg von hier!..[78]

Наконец я устал от ходьбы, присел на скамеечку, стал делать вдох-выдохи и некстати сокрушённо и невесело подумал, что если есть только два инстинкта — убегать и нападать, то я из тех, кто убегает, но не нападает и не тянет кишки из брюха живой жертвы, как это делают хищняги… или эти… наци-радикалы… они тоже убежали… ещё как! топ-топ-топотом!..

Медленно приходя в себя, я стал оглядываться. Никто на меня не смотрел — парень с девушкой обнимаются, на остановке люди в одну сторону смотрят, ждут автобуса, тут пожилая пара что-то обсуждает, мужчина в пальто рукой показывает что-то ребёнку… На затылок стала наваливаться тяжесть. Она вздувалась и не опадала. От страха мысли тоже шли пузырями, вспучивались, сворачивались в комки.

«Die Lage ist schlecht, sehr schlecht und bedrohlich![79]— начал думать я по-немецки и вдруг обнаружил, что не могу вспомнить ни одного слова на других языках: — Wie soll ich das auf Russisch sagen?.. Wie?.. Ich weiss nicht!»[80]

Не только слова исчезли, но и предметы стали вибрировать, как мобильник без звука — из них, изнутри, била дрожь, бегущая по рукам к голове, и в мозгу всё начинало звенеть и трястись, как в едущем поезде. Беру ручку сумки — а из неё дрожь бежит по руке прямо в голову!

Словно немой, я, мыча, сам себе показывал пальцем на дерево, землю, машины, остановку, а в голове открывались только: «Baum… Erde… Autos… Haltestelle… Halt! Langsam einatmen, so tief wie möglich… und ausatmen, auch möglichst tief… Gut… Jetzt auf Russisch zählen… eins, zwei, drei[81]… четуре, петь, пять, шесть, семь, восемь… вдох-выдох… хорошо…»