Харли посмотрел на Рэппа.

– Что ты несешь? Ты окончательно спятил?

Наконец Ради начал получать удовольствие.

– Как красиво… Ты прав. Я не могу тебя убить, но могу прикончить твоего сына. Большой американский трах. – Он щелкнул пальцами и показал на пол. – Принесите его сюда. – Рэппа бросили на пол у ног Ради. – Я с ним разберусь, – сказал палестинец, вытаскивая из-за пояса отобранную у Рэппа «Беретту» с глушителем. – Держите голову отца и позаботьтесь, чтобы его глаза были открыты.

Двое боевиков отпустили Митча и встали справа и слева от Харли. Затем схватили его голову и натянули вверх кожу под бровями.

– Пусть смотрит, – приказал Ради и схватил Рэппа за волосы. – Сюда, на своего сына.

– Зачем ты так поступаешь? – с ужасом спросил Митч. – Наше правительство вам заплатит.

Ради наклонился к нему.

– Они заплатят за него, идиот. Ты никому не нужен. – Он выпрямился и посмотрел на Харли. – Ты не хочешь продолжить изрыгать мерзости о моей матери?

Стэн не ответил.

– Как мог человек с твоими талантами вырастить такого сына глупца?

Рэпп поднял голову, не особенно вслушиваясь в оскорбления. Он полностью сосредоточился на красивой «Беретте» с глушителем. Ради размахивал пистолетом, направляя его то в лицо Харли, то приставляя к голове Митча. Последний следил за ним, как за теннисным мячом. Указательный палец палестинца лежал на спусковом крючке, красная точка над большим пальцем указывала, что оружие снято с предохранителя. Ради начал говорить в ритме с оскорблениями. Теперь он что-то вопил о матери Рэппа, женщине, которая якобы спала с Харли. Затем ткнул дулом пистолета Харли под нос и приказал ему просить пощадить сына. Когда Стэн открыл рот, чтобы начать говорить, дуло «Беретты» стало медленно опускаться вниз, к Рэппу.

И Митч начал движение. Он перепилил бо́льшую часть ленты, пока находился в камере. Теперь, когда Рэпп не был уверен, что сумеет сразу ее разорвать, он решил схватить дуло пистолета двумя руками. Его пальцы сжали сталь, пока оружие продолжало движение, и Митч вскочил на ноги, толкая пистолет вверх, чтобы случайный выстрел не попал Харли в грудь. Затем он резко развернулся влево, подняв «Беретту» у себя над головой и рванул вниз, в другую сторону, одновременно сделав захват рычагом руки Ради. Теперь палестинец мог пошевелиться, только выпустив пистолет. Рэпп нанес быстрый удар коленом ему в лицо, и пуля ушла в стену из шлакоблоков, никого не задев.

Ошеломив противника, Митч вырвал пистолет из его руки и, развернув «Беретту» к себе, ударил палестинца тяжелой рукоятью по лбу. Удар отбросил того на пол. Рэпп попытался разорвать ленту, но у него не получилось. Двое других палестинцев, наконец, начали двигаться. Харли, сообразив, что один из них может позвать на помощь, начал кричать изо всех сил, словно его избивают. Митч отступил на шаг назад и еще раз рванул ленту, но последний слой выдержал. Тогда он подбросил пистолет в воздух и перехватил его за рукоять двумя руками. Палестинец слева находился уже в четырех футах от Рэппа, и тот дважды выстрелил – обе пули вошли ему в грудь. Головорез рухнул у ног американца.

Рэпп резко развернул пистолет на второго палестинца, который оказался между дверью и Харли. Он понимал, что у него нет никаких шансов, и поднял руки.

– Кончай его, – хрипло приказал Стэк.

Митч спустил курок – пуля вошла палестинцу в лоб.

– Спусти меня вниз… быстро, – прошипел Харли.

– А что делать с ним? – спросил Рэпп, указывая пистолетом на Ради, который начал приходить в себя.

– Сначала сними меня.

Митч метнулся к Стэну, на ходу срывая остатки ленты, быстро развязал веревку, и Харли приземлился на ноги. Ему потребовалась секунда, чтобы восстановить равновесие.

– Отдай пистолет, – приказал он, – и проверь правый карман на бедре второго урода, которого ты застрелил. У него должен быть нож.

Рэпп вложил пистолет в руку Харли и отправился на поиски ножа.

Стэн подошел к Ради, чьи руки начали шевелиться, словно он пробуждался от глубокого сна, и наступил ему на живот. Глаза палестинца открылись. Харли прижал глушитель к груди Ради и посмотрел ему в глаза.

– Тебе следовало меня пристрелить, когда у тебя был шанс, кусок дерьма. – И нажал на спусковой крючок.

Два седана заехали в ангар, три остановились снаружи. Все двери распахнулись почти одновременно, и дюжина хорошо вооруженных людей быстро рассредоточилась, отсекая Иванова от отряда спецназа.

Иванов с крайним разочарованием посмотрел на командира.

К ним подошел Мугния, на лице которого играла уверенная улыбка. Четверка его телохранителей остановилась в нескольких шагах от них.

– Добро пожаловать в Бейрут, Михаил.

– Едва ли можно назвать эту встречу доброй.

– Вы должны извинить нас, но у меня сегодня отвратительное настроение.

– И отчего же?

– Потому что я обнаружил, что вы снова затеяли интриги у меня за спиной.

– Я вас не понимаю.

– Вы, вероятно, заметили, что здесь нет наших иранских и иракских друзей.

– Но почему? – спросил Сайед, у которого эта новость вызвала тревогу.

– Потому что я обнаружил, что Михаил заключил с ними сделку. Не так ли, Михаил?

Иванов попытался рассмеяться, словно ничего особенного не случилось.

Мугния повернулся к Сайеду.

– Он установил верхнюю границу в пять миллионов. Остальные должны отказаться от дальнейших торгов и дать ему победить.

– Что вы с ними сделали? – спросил Сайед.

– На данный момент они являются моими гостями. Позднее я решу, стоит ли их убивать.

Иванов переплел пальцы и рассмеялся. Мугния оказался гораздо умнее, чем он предполагал.

– Ты меня перехитрил, Имад. Такое случается не часто. Ты хочешь, чтобы я вернулся в Москву, или намерен поговорить о деле? Обсудить условия?

– Я не стану вести никаких переговоров. Будет названа цена, и вы ее заплатите.

– Неужели? – сказал Иванов. – А если я решу, что цена меня не устраивает?

– Тогда у всех возникнет серьезная проблема.

Иванов кивнул, словно находил игру забавной.

– Но прежде я хочу, чтобы вы вернули все деньги, снятые вами с наших швейцарских счетов.

– Деньги, которые я снял! – Глаза русского едва не вылезли из орбит. – Я ничего подобного не делал.

– Я считаю иначе.

– На самом деле я хочу получить свои деньги от тебя.

– Ваши деньги?

– Да, мои деньги. – Лицо Иванов густо покраснело. – Деньги, которые взял кто-то из вас. Неужели ты думаешь, что у меня сразу не возникли подозрения? Тебе никогда не нравился Шариф. Ты постоянно жаловался на его цены. Ты называл его крысой и предателем вашего дела за то, что он вздувал цены.