– Для чего?

– Чтобы Революция сделала из них показательный пример, – ответила Агне. – В небесах, мол, возник аэробль, накрыл поселение пушечным огнем и удрал, пока имперские небесники не успели ответить. Дом оказался уничтожен, и мать вместе с ним. Урда как-то умудрился вытащить сестру из-под завалов, но…

Я мигом перенеслась в тот момент, когда Урда дрожал в руках Ирии, безмолвный, оцепеневший, с совершенно пустым взглядом, устремленным на далекий, невидимый никому ужас.

Вот, куда он ушел. Я сегодня окунула его в темноту. Может, даже более страшную, чем моя.

– Ирию призвали в имперскую армию, как и всех дверников, – продолжила Агне. – Урда, лишенный магических способностей, вскоре стал подмастерьем у чарографа. Им было восемь, и у них не осталось больше никого, кроме друг друга, а потом отняли и это. Трагический сюжет, не так ли?

Так. Но я не собиралась признавать вслух. Все равно никак не исправить то, что разбила ему об лицо чашку.

– Разумеется, двенадцать лет спустя Ирия ушла в скитальцы, забрала Урду из его поселения, и вдвоем они в итоге совершили уймищу афер, грабежей и краж по всему Шраму, но это не так важно.

– И что тогда важно? – буркнула я.

– То, что с ними всегда все будет хорошо. – Агне наконец закончила наливать себе кофе и подняла чашку в обеих ладонях в традиционном тосте. – А ты?

Я мрачно уставилась, но жест повторила.

– То есть ты говоришь, что случившееся ночью тебя не колышет?

– Не говорю.

– И ты не против, что Джеро нам врет?

– И этого не говорила.

– Тогда, может, прояснишь момент, – я не слышала гнев, пронзительный визг, что подкрадывался все ближе, – как, блядь, Два-Одиноких-Старика и его сраный план сделают мир лучше, когда прошлой ночью он просто взял и убил всех тех людей?

Агне отпила из чашки, уставилась на меня поверх края.

– Никогда не слышала истории, в которой бы говорилось, что Сэл Какофонию волнуют случайные жертвы.

– А еще ты никогда не слышала историю, в которой бы говорилось, что я люблю собак. – Я уставилась в чашку, гадая, как бы так ее сломать, как разбить, чтобы заставить Агне услышать, чтобы наконец полегчало. – Никто не рассказывает историй про такое дерьмо. А если бы рассказывали…

Чем больше я смотрела, тем больше чувствовала… усталость. Даже держать чашку было слишком тяжело. Дышать – слишком тяжело. Так что, когда я вздохнула, все слова, которые я больше не могла сдерживать, хлынули прямо в кофе.

– Если бы рассказывали, – прошептала я, – то, может, сумели бы объяснить мне, за что все умирают.

Я ожидала, что между нами повиснет долгая тишина.

Ожидала, что Агне скажет мне подобрать сопли, что наши проблемы намного серьезнее, что я – нюня, эгоистка, слабачка. Ожидала, что она подастся вперед и просто-напросто отвесит мне затрещину настолько сильную, что я снова почувствую себя нормально. Я ожидала, что Агне Молот поведет себя как молот.

Но нет.

Она просто сделала долгий, медленный глоток кофе и поинтересовалась:

– Как спалось?

– Чего?

– Спалось хорошо?

– Нет.

– И мне нет. – Агне поставила чашку, уставилась в нее. – Когда проснулась, по моей постели полз паук.

– Что это з…

– Ты знала, что раньше я боялась пауков? Даже когда выросла, они меня ужасали. Они так быстро двигаются и могут оказаться где угодно, со сверкающими клыками и глазами. Но на этот раз я проснулась, увидела его и не почувствовала страха.

Агне прерывисто вздохнула.

– Я ничего не почувствовала.

Она не встречалась со мной взглядом – и дело было не в церемониале, – отвернулась, сглотнула что-то твердое, горькое. Она не хотела, чтобы я заметила слезы, подступающие к ее глазам. Из-за паука.

– Я посмотрела на него и увидела просто существо, – продолжила она, – восемь крошечных ножек, которые я могла в любой момент раздавить. Я раньше их боялась… до прошлой ночи.

И тогда я поняла, почему она плачет.

Осадники, как иногда говорят, ходят у Госпожи Негоциант в любимцах. Им даруется мощь, выносливость, сила разрывать горы на куски, сотрясать землю.

Взамен Госпожа забирает их чувства. Страхи, улыбки, печали, радости.

В расцвете силы мастер осады похож на ледник – неукротимый, непрошибаемый и ужасно, ужасно холодный.

Этим утром Агне проснулась чуть холоднее, чем ложилась.

– Полагаю, именно потому я так люблю церемонию наливания, и красивые платья, и приятные запахи, – произнесла она, вытирая слезы. – Потому что однажды я малость хвачу лишнего с силой, и перестану их любить. Буду смотреть на чашки и чайники и тоже видеть лишь то, что я могу раздавить. Однажды я использую слишком много силы… – Агне взглянула на меня и грустно улыбнулась. – И начну видеть так же и людей.

Я знала, что такое терять. Я носила шрамы в подтверждение этого. Но несмотря на все, что у меня вырвали Дарриш, и Враки, и Джинду, они не сумели отнять шутки, над которыми я смеялась, запахи пота, от которых мне хотелось кого-то целовать, оперные строфы, которые меня бесили, и я не могла объяснить почему. Однажды, когда я уже не смогу поднять меч или выстрелить из своего револьвера, и много после, все это по-прежнему у меня останется.

У Агне – нет.

– Полагаю, поэтому я и присоединилась по приглашению Джеро, – произнесла она с улыбкой, глотнув кофе. – Я оплакивала мертвых, потому что однажды не смогу. Я верю в этот план, принести в мир добро, потому что однажды… – Она улыбнулась пустой чашке. – Однажды я перестану понимать, что такое добро.

Потом она рассмеялась. Нервно, высоко, перемежая шмыганьем и легкими всхлипами, наливая себе еще чашку уже безо всяких церемоний.

– Прости, – произнесла она. – Прости, я понимаю, что это тебе никак не поможет. Я просто… не знаю…

– Ага. – Я тоже налила себе еще кофе. – И я.

– И все же тебе стоит поговорить с Джеро, – произнесла Агне. – Я уверена, у него были причины так поступить.

– У всех, кто наваливает дерьма, есть причины, – пробормотала я. – Пахнет от того не лучше.

– Верно, – с улыбкой согласилась Агне. – Если сочтешь их неубедительными, то почувствуешь себя гораздо лучше, когда набьешь ему морду, с чувством выполненного долга. – Агне снова пригубила кофе. – Хотя, полагаю, если сразу перейти ближе к делу с мужчиной, тоже будет весьма приятно.

– Иногда. – Я томно улыбнулась. Скользнула рукой по столу, легонько зацепила кончики пальцев Агне. – Но я не прочь провести время и с женщиной.

Агне Молот, которая буквально прошлой ночью проломилась сквозь орду брызжущих слюной, накачанных наркотой убийц и заработала разве что царапину, уставилась на мои пальцы широко распахнутыми, ошарашенными глазами.