было революционно, изобретательно и благотворно для России. Безусловным талантом Навального было умение вовлечь в политический процесс максимально возможное количество людей, пробуждая в них, - ну в тех, до кого удавалось достучаться, – гражданское самосознание. Страна, замороженная сверху, снизу начала подтаивать, люди, беря пример с Алексея, распрямлялись и теряли страх. Именно поэтому Навальный очень быстро стал личным врагом путина №1. Дальше он оказывается в тюрьме. Первая глава, написанная за решеткой, - история возвращения и ареста. Это сейчас очень больно читать, зная, к чему привел этот героический поступок. Вторая – наполненная теплотой и любовью, с кучей трогательных подробностей, история знакомства с Юлей. А последняя – о любви к России: «Я не думаю как-то особенно о любви к своей стране. Я просто люблю её. Для меня Россия - одна из частей, из которых состоит Алексей Навальный. Это как правая рука и левая нога: вы же не можете описать, насколько они вам нравятся < > Главная ошибка, которую совершают на Западе, заключается в том, что они ставят знак равенства между российским государством и россиянами. На самом деле между ними нет ничего общего, и это большое несчастье нашей страны — что из всех миллионов людей, живущих в ней, власть раз за разом оказывается в руках самых циничных и самых лживых. Существует расхожая фраза, что каждый народ имеет то правительство, которое заслуживает, и многие считают, что в отношении России это правда, ведь иначе россияне давно бы взбунтовались и свергли режим. Однако я в эту фразу не верю: огромное количество моих соотечественников не согласно с тем, что происходит, и не выбирало этого» Последняя треть написана после ареста – тюремная проза, давний русский жанр. Навальный сам над этим смеется. Начинается сошествие в ад. И, как это часто бывает, рождается настоящая литература. Навального пытают невыносимыми условиями, не дают передач, не лечат, лишают свиданий, гнобят в шизо, зэкам запрещают с ним общаться, несколько активистов, напомнивших мне слуг из «Замка» Кафки, постоянно ходят за ним и строят пакости. Он окружен бесконечной человеческой низостью и тотальным одиночеством: «Это удивительно, как можно управлять людьми с помощью банки сгущенки и пачки сигарет. И удивительно, как они тут всех унижают и расчеловечивают с помощью еды». «Козлы» на зоне, тупая вохра, бездушные фсиновские врачи, продажные судьи, «смотрящие в стол» - три года он окружен этими адскими, как с картин Босха, персонажами. Это мучительное испытание веры – его неисправимой веры в людей. Он с восторгом рассказывает о том, как один мужичок, смотревший на него с полным равнодушием, вдруг на прогулке украдкой сунул ему в руку маленькую пластиковую иконку какого-то безымянного архангела и прошептал: «Возьми, положи в карман и всегда носи с собой». «Очень сложно описать чувства в тот момент, но карточка эта (я её положил в нагрудный карман и стал носить всегда и сейчас она со мной) жгла мне грудь и наполняла ликованием. Хотелось подойти к камере, ткнуть в нее иконкой и заорать: «Поняли, суки, я не один!» < > У них главная задача внушить тебе, что ты один и общество тебя осуждает. Людская масса против тебя. Здесь так и говорят: «людская масса», или «масса» < > Но я-то уже знал секрет. О том, что недовольство массы сфабриковано и такое же враньё, как и телепередачи, и результаты выборов, и всё в путинской России. И доказательство этого трепещет своими крылышками в моём нагрудном кармане. Ну или бьёт могучими крыльями». Навальный ликовал, потому что этот мужичок поддержал его веру в людей, которая была такой же частью его личности, как и любовь к России, «как правая нога». Он постоянно находит что-то хорошее в этих босховских персонажах. Я даже начал выписывать в какой-то момент: «человек неплохой» (про фсиновца в шизо), «в целом нормальная женщина» (про фельдшера-садистку), «в каком-то смысле смешные и милые» (про старых урок), «ничего ужасного нет - просто любят пожрать и работают на администрацию за еду» (про стукачей-дневальных). Гнев Навального направлен на систему и ее бенефициаров, а не на ее винтиков. В каждом маленьком человеке он видит жертву и готов простить его. Это очень русский, укорененный в нашу культуру взгляд. Навальный, конечно, не только патриот, но и гуманист. Вот только материться в тюремном дневнике начинает как бывалый зэк – чем ближе к финалу, тем чаще. Я думаю, что именно с этой верой в нас было связано возвращение Алексея. Он конечно же понимал, что его ждет, но верил в то, что мы встанем и пойдем за ним. Он подаст пример, а мы поддержим. И будет так, как сейчас на улицах Тбилиси. Мы хотя бы попробуем. Без этой веры возвращаться не было бы никакого смысла – он, конечно, христианин, но не самоубийца. Финал трагичен. Героя убили, иконка не уберегла. Виновен в смерти Навального не только путин – он лишь технический исполнитель роли злодея. На самом деле Алексея убила его вера в людей, которую мы не оправдали. Он в нас верил, а мы в него нет. Причем не только «молчаливое большинство». Смотрел недавно док про белоленточные протесты, и там одна прекрасная, всеми любимая журналистка страстно говорит: «Навальный? Да ни за что, он же националист и антисемит. Если он придет к власти, это будет очень страшно, это будет пиздец». И так думала до самой его смерти значительная часть оппозиционно настроенной публики, искренне, видимо, полагая, что лучше уж путин, чем Навальный. Непостижимая для меня логика. Ну или это какие-то защитные механизмы – черт его знает. Когда он вернулся – невероятный, беспрецедентный акт героизма в насквозь отравленной цинизмом путинской России – встречать его в аэропорт приехало тысяч 5. 100 миллионов посмотрело выпущенный через несколько дней «Дворец путина». А протестовать против ареста в Москве вышло от силы 40 тысяч. Капля в море. И так было всегда. Он поджигал, оно вроде бы вспыхивало, но не разгоралось, тухло в сырой земле. Люди готовы были поддерживать его, когда это было безопасно (как на выборах мэра Москвы), но во всех остальных случаях нас всегда было слишком мало, чтобы оказать власти серьезное сопротивление. Свобода, за которую бился Навальный, для большинства россиян понятие слишком абстрактное, чтобы ради нее чем-то рисковать. Меня всегда подкупала эта непоколебимая вера Навального в русских людей. Даже находясь в тюремном аду, он продолжал относиться к народу как к несчастной жертве авторитарной власти. Думаю, это единственно верный взгляд до