поля боя не произошло. Император не мог отозвать из Крыма армию, понесшую громадные потери без каких-либо видимых результатов. Успех в Крыму ему был нужен как воздух – для укрепления трона, для утверждения династии – сын уже появился на свет. Под Севастополем решалась судьба Второй империи во Франции.

Пальмерстону пришлось заняться хлопотным и неприятным делом: поисками пушечного мяса – следовало набрать для восполнения потерь 40 тысяч человек. Псевдопатриотическая трескотня в прессе не смогла заманить в вооруженные силы ее величества требуемого числа людей, одно дело – митинговать, совсем другое – отправляться в неведомую Россию с риском сложить там голову. Возникла мысль – купить оптом испанскую армию (60 тысяч штыков и сабель) вместе со штабом, но под высшим английским командованием. В Мадриде, однако, сочли неудобным выступать в роли наемника Джона Буля. Немецкие князья тоже не пожелали продавать подданных на убой. И от маленького Сардинского королевства поступил отказ, однако оно сочло возможным вступить в антироссийскую коалицию в качестве союзника, а не наймита, в надежде участвовать в мирной конференции и пробиться в ряды великих держав. Но итальянцев – всего-то одна дивизия. С большим трудом, индивидульно, удалось навербовать по кабакам и портовым притонам 13 тысяч разномастного люда.

Следовало хотя бы протокольно продемонстрировать сплоченность коалиции, на деле отсутствовавшую. Стороны обменялись визитами. В апреле 1855 года Наполеон посетил Англию. Все прошло как нельзя лучше – смотры, парады, посещение Кристального дворца, центра Всемирной выставки 1851 года, представление оперы Л. Бетховена «Фиделио». Наполеон был растроган, при расставании, уже сев в карету, он вышел из нее, прижал к груди королеву Викторию и облобызал ее в щеки. Сдержанные британцы онемели от изумления.

Ответное посещение королевской четой Парижа выдалось не менее душевным. Залы дворца в Сен-Клу, где обосновались Виктория и принц Альберт, обставили мебелью из покоев казненной королевы Марии Антуанетты. Учитывая малый рост ее британского величества, ножки рабочего столика подпилили. В Пантеоне королева и Бонапарт отдали дань уважения почившему великому Наполеону. С принцем Альбертом император пел дуэтом немецкие романсы.

Совсем иначе выглядела поездка во Францию поздней осенью того же года главы Форин-офис Д. Кларендона, предпринятая с целью разведки настроений как верхов, так и низов. В письмах жене министр изъяснялся без дипломатических околичностей: «Эти французы рехнулись на почве страха и жульничества» и «только визжат о мире»; «боюсь, что император столь же деморализован, как и его правительство». Собеседники в один голос твердили ему: Британия, если ей угодно, может воевать и далее, а с Франции хватит. «Все, кроме Д. Буля, жаждут мира»[552]. Ситуация изменилась, наконец-то появился успех, позволявший надеяться на заключение мира с видом победителя.

27 сентября (8 октября) состоялся шестой и последний штурм крепости. Французы, англичане, турки, итальянцы шли на приступ на 12 участках. На 11 они были отброшены с тяжелыми потерями. Англичане в очередной раз застряли у стен третьего бастиона. Трижды их цепи поднимались в атаку, и трижды они сметались ураганным пушечным и ружейным огнем, и наконец они побежали, оставив на поле 2,5 тысячи убитых и раненых.

Французам до цели – Малахова кургана – высоты, господствовавшей над городом, оставалось пробежать из траншей всего 40 метров. Они ворвались на курган, произошла страшная резня, в ход пошли штыки, сабли, банники от орудий, ратники курского ополчения рубились топорами. Вытеснить неприятеля из бастиона не удалось.

Ночью по приказу генерала M. Д. Горчакова войска по понтонному мосту и на судах переправились с южной стороны города на северную. Свидетель описывал отступление: полк за полком покидал позиции, оставив на них заслон. Солдаты, в крови, в изорванной одежде, в грязи, закопченные от пороха, шли, понурив головы: «Одни едва бредут, чуть ли не падая под тяжестью оружия, до того измучены они; другие несут десятки мертвых, третьи тащат изможденных страдальцев, облитых кровью, с оторванными членами; иные везут на руках тяжелые пушки; на узком мосту режут постромки у запряженных под орудие лошадей и молча, пасмурно, перекрестясь, сталкивают орудие в море, будто хоронят любимого товарища. Все пасмурны, всех гнетет свинцовое горе, и если из чьих-то уст вырвется слово-другое, то слово проклятия, командный окрик начальника или страдальческий вопль умирающего!». Изредка попадались среди них и сестры милосердия с иконами, взятыми из госпиталей.

На южной стороне саперы взорвали или сожгли все здания, включая собор. Не осталось ни одного жителя. Камни и пепел – все, что увидел неприятель.

На этом военные действия по большому счету завершились. Оба командующих союзными войсками, генералы Ж. Пелисье и Д. Симпсон, считали попытку прорваться на просторы России безнадежной авантюрой. Француз заметил, что в случае получения подобного приказа он подаст в отставку.

Неудачей закончились и экспедиции англо-французского флота на Балтике. Морские лорды не решились «расшибать лбы» о гранитные твердыни Кронштадта и Гельсингфорса и ограничились скромными успехами на Аландских островах.

Воинственность сохраняли лишь кабинетные стратеги из Лондона. Г. Д. Пальмерстон отводил душу, изощряясь в насмешках над союзниками (разумеется, в частной переписке). Французского министра иностранных дел А. Валевского он именовал «хитрым мошенником», посла в Стамбуле Э. Тувенеля – «законченным последователем И. Лойолы», австрийского представителя при султанском дворе А. Прокеша – «низким гулякой и игроком, деревенским стряпчим, превращенным в дипломата». Он объявил было, что Великобритания вместе с турками и без посторонней помощи добьется почетного мира. Никто не обратил внимания на его пустословие.

В декабре 1855 года Наполеон преподнес Лондону оглушительный сюрприз. По дошедшим туда из Парижа сведениям, министр финансов доложил императору, что денег на войну едва хватит до весны, а прибегать к займам или повышать налоги нецелесообразно по социальным соображениям. Наполеон считал, что натаскал достаточно каштанов из военного огня и жаждал мира. Лояльная ему печать изощрялась в усилиях представить крымскую эпопею достойным реваншем за гибель Великой армии Наполеона в России в 1812 году, предопределившую падение его империи. Корсиканец был гениальным полководцем и выдающимся организатором. Он восстановил численность вооруженных сил в 1813 году до уровня, почти равного численности российской и прусской армий вместе взятых. Но восстановить Великую армию он не мог, для этого отсутствовал человеческий материал, целое поколение французов сгинуло на полях битв. К. Меттерних на свидании с Наполеоном летом 1813 года в Дрездене, окинув взглядом выстроившихся солдат, молвил: «Сир! У Вас юнцы под знаменами!»

Наступил 1856 год. Союзные генералы не высовывали носа из Севастополя. Потери – 70 тысяч французов, 22,7 тысяч британцев, 30 тысяч турок (правда, последние толком не подсчитывались, они умирали, как мухи)[553]. Если в истории подыскивать пример пирровой победы, крымский казус для нее самый подходящий.