По этому же поводу делился воспоминаниями жандармский генерал А.И. Спиридович:

«Новый год за общей молитвой с царем. Государю нездоровилось, но он приехал в штабную церковь. Начался молебен. Отец Шавельский сказал хорошее слово. Когда читали молитву о даровании победы, Государь, а за ним вся церковь опустились на колени. Молебен кончился. Приложились к кресту. На душе было радостно»[385].

В первый день 1916 г. французский посол в России Морис Палеолог (1859–1944) записал в своем дневнике (даты в нем указаны по новому стилю, который расходился с нашим календарем и опережал его на 13 дней) следующее:

«Пятница, 14 января. (1 января по старому стилю. – В.Х.)

Император, по случаю русского Нового года, обратился к армии со следующими словами:

“Доблестные воины мои, шлю вам накануне 1916 года мои поздравления. Сердцем и помышлениями я с вами, в боях и в окопах… Помните наша возлюбленная Россия не может утвердить своей независимости и своих прав без решительной победы над врагом. Проникнитесь мыслью, что не может быть мира без победы. Каких бы усилий и жертв эта победа нам ни стоила, мы должны ее добыть нашей родине”»[386].

Редактор «Московских ведомостей» Л.А. Тихомиров (1852–1923) также зафиксировал по этому поводу в своем дневнике:

«Государь дал очень энергичный новогодний приказ по армии. Конечно, так и нужно говорить. Но насколько он сам верит своему оптимизму – вопрос иной. Я думаю, он получше нас знает, что наше положение весьма ненадежное.

Вот чего он, вероятно, не знает – как громко стали говорить о его Августейшей супруге. Рассказывал Н. недавно как, ехавши по траму (в Петрограде), его знакомый слыхал слова одного из публики: “А уж нашу Матушку Царицу давно бы пора заключить в монастырь”. Рассказами о Гришке полна Россия. Так, еще недавно слыхал уверения, что Хвостов назначен в министры Гришкою. Нет сомнения, что все такие слухи раздуваются врагами Самодержавия, но это не изменяет результатов. Как прежде – очень давно, в начале Царствования – общий голос был, что Царица держится в стороне от государственных дел, то теперь все и всюду говорят, что она беспрерывно и всюду мешается и проводит будто бы именно то, чего хочет Григорий Распутин. Этот злой гений Царской Фамилии сам постоянно направо и налево рассказывает о своем влиянии. Это такая язва, такая погибель, что и выразить невозможно…»[387]

Глава Британской военной миссии в России генерал-майор Джон Хэнбери-Уильямс (1859–1946) записал в этот день в дневнике:

«14 января (1 января по старому стилю. – В.Х.) 1916 года.

Русский Новый год.

У меня был долгий разговор с Алексеевым и адмиралом Русиным по поводу снабжения армии боеприпасами; здесь вроде бы наметился прогресс, несомненно, благодаря энергии, с которой Император взялся за этот важнейший вопрос.

Алексеев получил орден св. Михаила и св. Георгия, чем очень доволен, и просил меня составить черновик письма с изъявлениями благодарности.

За обедом я сидел рядом с Императором, который говорил о том, что написание истории этой кампании потребует титанических усилий. Он считал, что труд о войне должен быть результатом коллективной работы всех союзников, что упрощенный вариант с иллюстрациями нужно напечатать для гимназий, и т. п.

Мы говорили о техническом образовании. Я сказал Его Величеству о письме лорда Роузбери, написанном несколько лет назад, где подчеркивалось превосходство немцев в этой сфере. Его Величество согласился с важностью технического образования, которое, как он сказал, “почти единственная приличная вещь, которую я могу сейчас сказать о немцах”. Однако и здесь неизбежны трудности: во-первых, огромные расходы, во-вторых, старый вопрос, готовы ли русские к такому прогрессу.

Телеграмма с наилучшими пожеланиями от имени Британской армии доставила Его Величеству много удовольствия, как и другие – из Индии и со всех концов Российской Империи. “Времена меняются, – говорил он. – Представьте, Российский Император получает поздравления из Индии!”»[388].

Прошел трудный военный 1915 г. В дневнике великого князя Михаила Александровича читаем:

«31 декабря/13 января 1915 г. Четверг. – Гатчина. В 10 ч. Наташа, Вяземские, Джонсон и я поехали в Петроград. Там мы все разъехались. Я поехал к Лидвалю, затем в Аничков [дворец], где принял Жирара, а потом пошел к Мама. В 1¾ ч. поехал на Варшавский вокзал, где мы все соединились и поехали в Гатчину. Приехав домой, я прошелся по саду. (С нами приехали Шлейфера с детьми и Марией А.) и Керим. Мы до чая расставляли подарки, а в 5½ ч. зажгли елку, – еще присутствовали м-м Barlet и Мария Сер. – было очень оживленно и весело. Жирар приехал позже. После 7 ч. мы закусили. В 10¼ ч. поехали во дворец в церковь, на молебен. В 12 ч. мы сели ужинать. Разошлись поздно, около 2½ ч. Был тихий солнечный день. – 16°»[389].

В последний день 1915 г. вдовствующая императрица Мария Федоровна записала в дневнике:

«Видела Гадона, который находится в отчаянии из-за смерти своего брата. /…/ Затем Миша оставался до ужина, выглядит очень здоровым, слава Богу! После обеда еще приняла американского посла Мэри с женой, с которыми беседовала в течение часа до трех. /…/ Так закончился этот горестный год, за который мы, тем не менее, должны благодарить Господа»[390].

Как обычно, начало года великий князь Михаил Александрович провел в краткосрочном отпуске в Гатчине в кругу семьи. В дневнике часто встречаются подобные фразы: «Беби вчера получил от Лавриновских в подарок чучело маленького медвежонка, с которым он сегодня не расставался весь день»[391]. Михаил Александрович в эти дни часто встречался со своей матерью. В дневнике вдовствующей императрицы от 4 (17) января 1916 г. читаем:

«Чувствовала себя лучше, но осталась дома – нуждалась в покое. Ужасно холодно – 16 гр[адусов], да еще с ветром. Как же, наверно, сейчас страдают бедняки и наши несчастные солдаты! С фронта никаких новостей. Миша пришел к завтраку и остался до в[ечера]. Был весьма мил, нахожу, что он очень возмужал»[392].