— Пришлось побегать.

— То есть?

— Изучил биографию Аомамэ с раннего детства. И узнал, что первые классы школы она посещала в Итикаве. Вот и подумал. А потом съездил и проверил. Так и есть, оба учились в одном классе два года подряд.

Незнакомец мурлыкнул — глубоко и гортанно, как кот.

— Забавно. А ведь ты и правда славно потрудился, господин Усикава. Столько сил и времени угрохал. Я просто в восхищении.

Усикава молчал. Вопросов к нему пока не было, и слава богу.

— Тогда спрашиваю еще раз, — сказали ему. — Сейчас ты — единственный, кто знает о связи Аомамэ с Тэнго Каваной?

— Вы — второй.

— А из твоего окружения?

— Только я.

— Не врешь?

— Нет.

— А ты в курсе, что Аомамэ беременна?

— Беременна? — в некотором шоке переспросил Усикава. — От кого?

Ответа не последовало.

— Ты правда не знал?

— Не знал. Я не вру.

Темнота очень долго разгадывала, врет Усикава или нет. А потом сказала:

— Ясно. Похоже, ты действительно не знал. Поверю. Кстати, это ведь ты целую неделю рыскал вокруг «Плакучей виллы» в Адзабу? Я угадал?

Усикава кивнул.

— Зачем?

— Хозяйка виллы посещала элитный спорт-клуб, где работала инструктором Аомамэ. Мне показалось, у них завязались дружеские отношения. А рядом с виллой Хозяйка организовала приют для женщин, жертв домашнего насилия. Под очень строгой охраной. На мой взгляд, даже слишком строгой, без необходимости. Само собой, поначалу я предположил, что Аомамэ скрывается именно там.

— А потом?

— Потом понял, что это не так. Хозяйка виллы — человек богатый и влиятельный. Если бы она прятала Аомамэ, то уж явно не у себя, а где-нибудь как можно дальше. Поэтому слежку за виллой я прекратил и переключился на Тэнго Кавану.

Темнота вновь тихонько мурлыкнула.

— Хорошая у тебя интуиция. И голова работает что надо. Упорный. Жаль, что у других на побегушках. Давно этим занимаешься?

— Раньше был адвокатом.

— Вон как? Преуспевал небось? Но однажды, видимо, слишком поверил в себя, оступился — и свалился в канаву. И теперь работаешь от подачки к подачке на секту религиозных ублюдков. Так или нет?

— Так, — в очередной раз кивнул Усикава.

— Что поделаешь, — вздохнули во мраке. — Таким отщепенцам, как мы, нелегко удерживаться на яркой стороне жизни. Даже если всем вокруг кажется, что у тебя здорово получается, где-нибудь обязательно поскользнешься. Так уж устроен мир… — В темноте послышался хруст костяшек чьих-то пальцев. Резкий и недобрый. — А о «Плакучей вилле» ты секте ничего не сообщал?

— Ни словечка, — признался Усикава. — Мое подозрение насчет виллы было чисто интуитивным. И охраняли ее так строго, что никаких улик собрать не удалось.

— Вот и слава богу, — ответили ему.

— То есть эту охрану обеспечивали вы?

Ответа не последовало. Темнота задает вопросы, а не отвечает на них.

— До сих пор ты отвечал на вопросы правильно, — продолжила мгла. — По крайней мере, в главном. Побывав на морском дне хоть однажды, человек отучается врать. Точней, его ложь становится всем понятна. Слишком много ужаса в голосе.

— Я не вру, — сказал Усикава.

— И правильно, — отозвалась темнота. — Лишних страданий не хочется никому. Кстати, ты что-нибудь знаешь о Карле Юнге?

Даже под повязкой Усикава прищурился. Карл Юнг? Куда он клонит?

— Психолог Юнг?

— Он самый.

— Кое-что знаю, — осторожно ответил Усикава. — Родился в Швейцарии в конце девятнадцатого века. Учился у Фрейда, потом от него отошел. Автор учения о коллективном бессознательном… Как-то так.

— Уже неплохо, — похвалила темнота.

Усикава ждал, что дальше.

— Карл Юнг обитал с семьей в тихом уютном особняке на Цюрихском озере. Все было хорошо, но он остро нуждался в уединении для работы. А потому нашел себе участок на берегу, в глухой деревне Боллинген, и построил там себе небольшой дом. Простенький, даже особняком не назовешь. Своими руками сложил его из камня — круглое здание с высокими потолками. В то время в Швейцарии на то, чтобы строить дома из камня, требовалась лицензия. И Юнг ее добился, вступив в Гильдию каменщиков. Настолько важно для него это было — выстроить дом под себя, да еще своими руками. Больше всего сил он вложил в этот дом после того, как умерла его мать.

В комнате повисла пауза.

— Этот дом назвали Башней. Юнг спроектировал свою Башню по образцам сельских хижин, которые встречал в путешествиях по Африке. Он считал, что вся жизнь начинается из абсолютной пустоты. В том доме не было ничего — ни электричества, ни газа, ни водопровода. Но он полагал, что так и нужно жить. И таскал воду из горной речки по соседству. Но то было лишь начало. Постепенно Юнг подладил Башню под все свои нужды — разделил дом на комнаты, достроил второй этаж, добавил несколько пристроек. И самолично разрисовал стены фресками на тему распада и развития человеческого сознания. Это жилище являлось его трехмерной Мандалой. Он конструировал эту «формулу мира» двенадцать лет, и для него как ученого не было ничего интересней. Ты что-нибудь слышал об этом? Усикава покачал головой.

— Этот дом все еще стоит на берегу Цюрихского озера. Владение принадлежит потомкам Юнга, и внутрь, увы, никого не пускают. Но, по слухам, до сегодняшнего дня над входом в Башню красуется надпись, высеченная руками самого Юнга: «Холодно или нет — Бог здесь»[36].

Неизвестный выдержал паузу. А потом повторил:

— «Холодно или нет — Бог здесь»… Ты понимаешь?

Усикава покачал головой.

— Нет… Не понимаю.

— Вот и я никак не пойму. Слишком много глубоких намеков в одну фразу напихано. Черта с два растолкуешь. Но Юнгу зачем-то понадобилось выбить это над входом в дом, который он придумал и построил своими руками. И эти слова уже очень давно не дают мне покоя. Смысла их толком понять не могу, но чем больше думаю, тем глубже они в меня заползают. О Боге обычно не размышляю. Я воспитывался в католическом приюте, и особого трепета к Господу никогда не испытывал. Но там всегда было холодно. Даже летом. Или очень холодно, или жуть как холодно — третьего не дано. Если даже Господь где-нибудь и был, любви Его я на себе не ощущал. Но эти слова почему-то запали мне в душу.