– Где ты спал ночью, дружочек? В стоге сена?

– Вроде того.

– Голодный?

– Еще как.

– Что будешь?

– Яичницу с беконом, – сказал я. – И тост.

– Какую яичницу тебе сделать?

– Болтунью, пожалуйста.

– «Пожалуйста», – сказала она, не прекращая улыбаться. – Вот бы все мои клиенты были такими вежливыми.

– Где я?

Мужчина, сидевший через несколько стульев, сказал:

– Дубьюк, штат Айова, сынок. – Он подмигнул женщине за стойкой. – Не в стоге, Ровена. Мальчик спал в товарном вагоне, или меня зовут не Отис.

– Это правда, дружочек? – спросила Ровена. – Ты путешествуешь зайцем?

Я не знал, как они к этому отнесутся, поэтому не ответил.

– Где твои родители? – спросила Ровена.

– Умерли.

– Ох, милый, какая жалость.

– Давно ты ел в последний раз, сынок? – спросил мужчина.

– Вчера вечером. Я хорошо поел.

– Точно, – сказал мужчина, как будто думал, что я вру, но понимал. – Его завтрак за мой счет, Ровена.

– Я не могу, – сказал я.

– Послушай, сынок, у меня сын твоего возраста. Если бы он был сам по себе, мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь ему помог.

– Спасибо, сэр.

– Сэр, – улыбнулся он. – Тебя правильно воспитывали.

Я вышел из закусочной в приподнятом настроении не только от еды, но и от доброты этих незнакомых мне людей. Мне хотелось, чтобы Альберт разделил со мной этот опыт, что-то, о чем мы могли бы тепло поговорить у костра ночью. Я ужасно скучал по нему, и, кроме того, хорошие события становятся еще лучше, когда есть кому рассказать о них. Но как только я думал про Альберта – или Моза, или Эмми, мое счастье омрачила туча, потому что я не знал, увижу ли их когда-нибудь снова.

Я запрыгнул на товарный поезд, идущий на юг, и из-за бессонницы предыдущей ночью быстро задремал и не просыпался до вечера. Выглянув из вагона, я увидел, что поезд несется среди кукурузных полей навстречу солнцу, красному и висящему низко над горизонтом. Мы ехали на запад. Я не знал, сколько уже проехал не в ту сторону. Я мысленно пнул себя и выругался вслух, и молился, чтобы поезд побыстрее сделал остановку. Но этого не произошло. Солнце село, взошла луна, на горизонте появились огни города, и наконец поезд замедлился.

Поезд остановился среди широкой сети путей и стоящих товарных вагонов, и при первой же возможности я спрыгнул на землю. Я попытался сориентироваться, высмотреть вагоны, прицепленные к паровозу, стоящему в направлении, откуда я только что прибыл, но пути представляли настоящий лабиринт, к тому же стояла ночь, и я потерялся.

В сотне ярдов, на краю сортировочной станции, я разглядел маленький костер. Я вспомнил гостеприимные костры Хоперсвилля и мужчину у костра на сортировочной Сент-Пола, который показал мне нужное направление и дружески посоветовал ехать на юг. Я пересек площадку и вышел к неглубокому оврагу, по которому бежал небольшой ручеек, и по нему вышел к водопропускной трубе, где горел костер.

У костра были двое плохо одетых людей, один спал на одеяле, а второй сидел, склонившись к огню, с бутылкой в руке. Эта бутылка должна была заставить меня подумать дважды. Я медленно подошел, не желая никого напугать, но мужчина с бутылкой внезапно развернулся в мою сторону и напрягся, как будто для драки.

– Извините, – сказал я. – Я не хотел вас напугать.

Он оглядел меня с ног до головы и расслабился.

– Меня не напугать какому-то сопляку.

Как только я услышал животное рычание его голоса, лишенный всего человеческого, я понял, что совершил ужасную ошибку.

Мужчина на одеяле проснулся и сел.

– Джордж, у нас компания, – сказал мужчина с бутылкой.

Джордж осмотрел меня, и по его прищуру было ясно, что он тоже прикладывался к бутылке.

– Всего лишь пацан, Мэнни.

– Да, – сказал Мэнни, как будто это было хорошо. – Садись, пацан.

– Я просто шел мимо.

Я сделал шаг назад.

– Я сказал садись.

Джордж встал и начал заходить мне за спину.

Я сделал еще шаг прочь.

Джордж оказался не настолько пьяным, как я надеялся. Он двигался быстро, как койот, и сжал мою руку в железной хватке. Я попытался выдернуть руку, но он оказался сильнее, чем на первый взгляд, и выкрутил руки мне за спину. Я ударил ногой назад и попал ботинком ему по голени, но он не отпустил. Это только разозлило его, он затряс меня, как тряпичную куклу, и рыкнул:

– Сделаешь так еще раз, парень, и я сверну тебе шею!

Мэнни встал и обыскал мои карманы.

– Что это?

Он достал губную гармонику и конверт с письмом для Мэйбет Шофилд. Он дунул в гармонику, отозвавшуюся фальшивой нотой, и жестоко расхохотался. Конверт он бросил в костер, и я смотрел, как тот чернеет и превращается в пламя. Мужчина наклонился к моему лицу и обдал меня зловонным дыханием с запахом виски.

– Есть деньги, парень?

Я подумал про две пятидолларовые купюры, спрятанные в правом ботинке, но будь я проклят, если отдам их им.

– Не-а.

Мужчина грубо ощупал меня с низу доверху.

– Он не врет, Джордж. У него нет ничего для нас.

– Кое-что есть, – сказал Джордж и хрюкнул, как свинья.

– Точно, – сказал Мэнни.

На лице мужчины перед собой я увидел тот же отталкивающий голод, который видел у Винсента ДиМарко той ужасной ночью в карьере, когда он рассказал мне про Билли Красного Рукава. Я попытался вырваться из хватки Джорджа, но его руки были словно железные кандалы. Я ударил Мэнни ногой, и он отпрянул, но Джордж отпустил одну руку и отвесил мне такой подзатыльник, что у меня зазвенело в ушах.

– К костру, – сказал Мэнни.

Джордж подтащил меня туда и швырнул на землю. Двое мужчин стояли надо мной, уродливые, как два шакала. Когда бы я ни думал о Билли Красном Рукаве, я старался не позволять своему воображению углубляться в ужасные вещи, которые ДиМарко мог с ним сотворить перед тем, как закончить его страдания, но за те несколько секунд с двумя нависающими надо мной мужчинами мне представились такие жестокие картины, что желудок скрутила подступившая тошнота. Может, это была бы хорошая стратегия. Но я сделал кое-что другое.

– У меня есть деньги, – быстро сказал я.

– Как же, – сказал Мэнни.

– Клянусь. Десять долларов.

– Где? – спросил Джордж.

Я развязал правый ботинок. Мужчины внимательно следили за мной. Я снял ботинок и достал две пятидолларовые купюры. В глазах мужчин вспыхнуло желание иного рода, и Мэнни потянулся к наличным, но я отдернул руку и поднес деньги к огню.