городских огней, отдыхали на плотине, слушали музыку, доносившуюся из ближайшего трактира, и затем скользили обратно.* * *

По заморозкам в листокатальный завод приехал Кирилл Дымников.

— Проведать, дочка, приехал, — говорил он и гладил Настины волосы. — Крепонькая стала, румяная.

Девушка только что прибежала с пруда.

— На коньках катаешься, научилась?

— Степка научил. И на лыжах буду, только ты мне лыжи купи, да хорошие.

— Куплю, куплю, радуйся. Коровку-то я продал, обуза.

— Ну и хорошо. — Настя не догадывалась, что отец продал корову от нужды, деньги привез ей.

— В барачишке живешь.

В разговор вмешался Петр Милехин:

— Я сколь раз говорил ей, что найду каморку, она отнекивалась, упрямилась.

— Привыкла к народу, одной в каморку не хочется.

— На зиму, дочка, надо. Здесь будет холодно. Мы с Петром подыщем.

— Искать нечего, есть на примете, и недорогая.

— Учение как, легко дается?

— Легко. Я, оказывается, совсем немногое позабыла.

— Я ведь схожу в школу, спрошу, досконально узнаю.

— Сходи, то же самое скажут. — Лицо Насти заискрилось улыбкой. — Я не вру.

— Ну ладно, не пойду.

— Нет, спроси, может быть, я ошибаюсь.

Кирилл Дымников был необычайно рад, что его дочь учится охотно, весела, здорова и не скучает. Сколько лет он думал видеть Настю ученой, и вот думы его исполняются. Теперь только одна забота — дожить, когда девушка встанет на свои ноги, будет сама своей собственной кормилицей.

Старик, сам еле грамотный, внимательно пересмотрел все книги и тетрадки дочери. Он вник во все подробности, расспросил, чему учат, не страшно ли ходить одной.

— Меня встречает Степа.

— Вот молодец. Без него, дочка…

— Знаю, и здесь бы не бывать мне.

— Платьишки не износила? Покажи-ка!

Дочь принесла узел, и отец, подобно внимательной матери, осмотрел все платья.

— Шубейку тебе привез и валенки, а шаль купим.

— Шапку купим: удобней, теплей и ходят здесь так.

— Ну-ну, как знаешь.

Пожелал Кирилл узнать, как Настя орудует на коньках. Пришлось ей надеть коньки, звать Степу идти на пруд. Старик стоял на берегу, а ребята перед ним разделывали ногами.

— Дюже, дюже, девка-то не уступает парню! — радовался старик. — Вот каналья, а ведь не умела. Лыжи, так и быть, куплю.

Кирилл, Петр и Настя ходили осматривать каморку. Она им понравилась: маленькая, теплая, уютная, в два окна. Одно на улицу, другое в сад.

— Летом рай! — хвалила хозяйка. — Сад-то в цвету, а осенью в ягодах.

— Семья большая?

— Трое: я, муж мой да Афонька, паренек поменьше девушки.

— Какой Афонька, уж не тот ли, что в столярной мастерской? — осведомилась Настя.

— Тот самый, смирный парень.

— Знаешь, дочка?

— Знаю. Степкин товарищ. Тятя, я согласна.

Кирилл нанял угол в каморке за пять рублей в месяц. В тот же день Настя перебралась на свою новую квартиру. Отец прожил с нею целую неделю. Утром он уходил на завод, к знакомым рабочим, потом провожал дочь в школу, а вечером просил:

— Почитай що-нибудь!

Девушка читала, старик слушал, и глаза его блестели радостью.

— Учись, дочка, торопись!

Настя вопросительно глядела на отца.

— Умру ежели, сироткой останешься.

— Ты болен? — волновалась она.

— Нет. А люди говорят: жизнь живи, о смерти думай.

Настя рассказала отцу про гору Благодать и могилу Степана Чумпина.

— Бывал… Хороший человек, от него и пошла эта железная жизнь. У нас ведь все благодатское: и заводы, и поезда, каждая железинка.

Усаживал старик девушку рядом с собой и начинал гладить волосы.

— Тятя, о чем ты думаешь?

— Про все, що в жизни есть. Теперь вот Ефросинью вспомнил, маму твою. Ты на нее лицом похожа, только она смирней была, от смиренности своей и умерла допреж времени.

Выпал снег и за одну ночь прикрыл землю толстым слоем, по которому можно было и на санях и на лыжах.

Насте и Степе купили лыжи. Не на коньках, а на лыжах скользили они по пруду, и оба была равны в неуменье ходить.

Кирилл опять стоял на берегу и думал: «Младенцы».

Ребята действительно напоминали младенцев с их первыми попытками ходить. Они часто спотыкались, падали в снег, но это ничуть их не огорчало, а лишь вызывало смех и новое желание научиться.

— Вот теперь мы с тобой поспорим! — радовалась Настя.

— Да уж поспорим!

— Ты на коньках лучше моего, и на лыжах скорей научишься.

— Коньки на лыжи не влияют.

— А все-таки, ноги-то ведь одни.

— Научусь скорей — не завидуй.

— Ты не жалей меня, тогда и завидовать не буду. Не выношу, когда жалеют! — горячилась Настя.

Кирилл Дымников попросил Степу навещать Настю и уехал.

Настя уговаривала пожить еще с неделю, но отец решительно отказался:

— Лошадь там без меня, дом. Чужой глаз — не свой. На рождестве я выеду к станции, встречу тебя.

В первые дни после отъезда отца Настя все думала о нем