В ушах у него громкими пульсирующими ударами застучала кровь, но все это потонуло в криках ярости и возмущения, заполнивших залу.

Сквозь этот немыслимый гвалт до него донесся голос Идрика:

– Они просто сумасшедшие!

– Нет, не сумасшедшие, – пробормотал себе под нос король, когда снова обрел дар речи. – Они – дьяволы.

Они хотят его сломить, хотят посеять бунт. Они уже разорили и ограбили большую часть северных графств, сожгли урожай, отобрали в равной степени все как у богатых, так и у бедных. Вся тяжесть этой дани должна была упасть на Уэссекс, но по Уэссексу был нанесен удар еще прошлым летом.

– Наш народ и так уже возмущается налогами, которые ему пришлось заплатить, чтобы укрепить города, а также экипировать нашу армию – и все понапрасну. Вам, архиепископ, не хуже моего известно, как люди Англии встретят требование новых податей. Что же вы сказали им на это?

– Я сказал, что вернусь к ним с вашим ответом через неделю после Богоявления.

Боже правый! Неужели старый дурак не сообразил, как использовать зимние месяцы в свою пользу? Намного лучше было бы, если бы датчане сидели в своих зимних лагерях и ломали голову над тем, что же планируют эти англичане, чем давать им быстрый ответ, каким бы он ни был.

– А почему вы назначили время ответа так скоро, на конец января? – недовольно прорычал он.

– Я пытался отсрочить ответ, милорд, но эту дату назначил Торкелл, и при этом он угрожал еще большей жестокостью, если мы не примем ее.

Торкелл. Одно только это имя вызывало ужас среди англичан. И все же Торкелл – всего лишь смертный, и притом весьма жадный. Эту слабость можно использовать, чтобы подчинить его. Подобное уже случалось раньше.

– Будет крайне непросто собрать такую большую дань, даже если мы согласимся на их требования. Мы должны выиграть время. – Он подался вперед на своем кресле и по очереди окинул сверлящим взглядом каждого, кто сидел в комнате. – Я назову вам ответ, который собираюсь послать Торкеллу. Я не буду сразу принимать его требования, поскольку не хочу, чтобы он видел во мне легкую добычу. Пусть я и вынужден буду в конце концов принять его условия, я покажу свою слабость, если не попробую торговаться с этим мерзавцем. Мы набьем их желудки, чтобы предотвратить новые разрушения, но нет необходимости торопиться наполнять их корабли своим серебром. Что скажете? Какой бы безнадежной ни выглядела эта игра между нами, это все же игра, в которой мы должны стремиться к выигрышу.

Присутствующие начали советоваться друг с другом, и зала наполнилась шумом голосов. Король внимательно следил за всеми, видя на одних лицах сомнение, на других – отчаяние. Заметив, как для слова поднялся Этельстан, он тихо выругался. Его сын редко соглашался с ним хоть в чем-нибудь, и по его нахмуренным бровям можно было сказать, что сейчас последует какое-то возражение. Он откинулся на спинку своего кресла и приготовился к этому.

– Я призываю вас, мой король, – сказал Этельстан, – отдать датчанам все, что они требуют, лишь бы как можно скорее избавиться от них.

Он напрягся. Это было подозрительно. Слишком уж неожиданное заявление от того, кто обычно звал браться за оружие. Какой хитрый политический ход за этим кроется?

– Ты удивляешь меня, – сказал он. – В прошлом ты всегда первым выступал против любых уступок датчанам. Насколько я помню, твои планы всегда сводились к тому, чтобы сражаться.

– Мы и сражались, милорд. Но проиграли. Некоторые из присутствующих в этой комнате были на поле той битвы. А многие другие из тех, кто там был, сейчас мертвы, потому что датчане оказались лучше вооружены и лучше подготовлены. Да, я до сих пор считаю, что нам нужно сражаться с ними, но лишь тогда, когда мы станем сильнее, чем сейчас. Наш народ потерял мужество, наши города сожжены, наши женщины изнасилованы. Мы – поверженное королевство, милорд. И, если мы будем играть с ними и они вновь возьмутся за нас…

– Никакой я не поверженный, – раздраженно прорычал король, – что бы ты там ни вбил себе в голову. И я решительно настроен придерживаться выбранного мною курса – отказать требованиям датчан и предложить им что-то меньшее. Они либо согласятся, либо упрутся, но в любом случае это по крайней мере даст нам время.

Он выдержал паузу и снова обвел присутствующих тяжелым взглядом, заглядывая каждому в глаза и везде встречая согласие – за исключением двух старших сыновей. Следующие свои слова он адресовал им:

– Я согласен, что нам нужны хорошо подготовленные, обученные воины, и, хотя я уже клялся, что никогда снова не найму датчан для защиты своего королевства, пришло время вновь опробовать такую политику. Архиепископ, – перевел он глаза на Эльфеха, – вы делали такое предложение Торкеллу?

– Простите меня, милорд, но не делал, – ответил тот.

Эти слова стали для него ударом. Он рассчитывал, что на переговорах Эльфех поставит на рассмотрение вопрос о возможном будущем альянсе с этим датским военачальником. И вся его стратегия опиралась на это.

– Почему? – требовательно спросил он.

– Потому что Торкелл является лишь одним датским вожаком из трех, милорд, и мне не позволили поговорить с каждым из них с глазу на глаз.

Этельред кивнул:

– Значит, они не доверяют друг другу. Что ж, это все к лучшему. – В конце концов, миссия Эльфеха, возможно, была не таким уж полным провалом, если удалось получить столь полезную информацию. – Что еще вам удалось выяснить?

– У Торкелла больше всего людей, – ответил Эльфех, – сорок кораблей дисциплинированных йомсвикингов. Предводителем второго по силе войска является его брат по имени Хемминг. Его отряд набран из представителей языческих северных народов, и, по моему суждению, особой любви между северянами и датскими моряками нет. Однако Торкелл и Хемминг связаны крепкими родственными связями, которые непросто нарушить.

Этельред пренебрежительно хмыкнул. Наш добрый епископ забыл свою Библию. Каин и Авель тоже были братьями, но это не помешало одному убить другого. Амбиции, жадность и даже просто красивая женщина способны разлучить самых близких родичей. Он взглянул на своих сыновей. Если бы он мог читать их души, чтобы узнать, какие завистливые коварные планы скрываются там!

– А что же третий военачальник? – спросил он.

– Его силы наименьшие – двадцать кораблей, по моим подсчетам. Он молод, одного возраста с вашими сыновьями, но говорят, что он проверенный опытный боец, а его люди вооружены лучше всех.

– Известно, что молодость безрассудна, – проворчал Этельред. – Возможно, этого юнца удалось бы убедить переметнуться на нашу сторону, если бы нам удалось донести до него эту мысль. – При этих словах лицо Эльфеха помрачнело. – Я вижу, архиепископ, что в этом молодом военачальнике есть что-то такое, что вам не нравится. Что же это? Кто он такой?

– Его имя Кнут, милорд. И он сын Свена Вилобородого.

Имя Вилобородого повисло в воздухе, словно отзвук проклятия, словно призыв, по которому в залу проник зловещий призрак его брата, – Этельред снова почувствовал его присутствие.