Дома был радостный и громогласный Серый – он вопил, что голодный, тыкался носом в Фиалочкины ноги, она брала его на руки и зарывалась носом в шерсть на мохнатой башке. Еду привезли и даже съели, Рыжий сказал Фиалочке – идти в душ уже и ложиться, нечего. А то она всё время подвисает в разных местах – то на кухне, то посреди комнаты, то ещё где. А сам сел на балкон вместе с Серым – как-то слишком много всего вместилось в два прошедших дня.

- Ты чего тут? – спросила она, выглянув из комнаты.

- Да так, в раздумьях. Я могу тут и остаться, если ты вдруг что-то там лишнее думаешь. Или не лишнее, но всё равно думаешь.

- Я думаю… что с тобой мне определённо лучше, чем без тебя, - выдохнула она. – Спать, что-нибудь делать. Жить, в конце концов.

От неё это были… охрененные слова, в общем. После которых только и оставалось, что подскочить, подхватить её и утащить на кровать – успокаивать и мириться.

Глава тридцать восьмая, в которой решают не сбегать, а договариваться

Катрин проснулась и поняла, что ей хорошо и спокойно. Тесно, жарко, но – тихо, безопасно, и очень, очень хорошо.

С боку её обхватывал лучший мужчина в мире, с которым они вчера каким-то чудом вернулись друг к другу. Сверху лежал кот.

Кот, кажется, понял, что она не спит, и замурлыкал. Потом осторожно потрогал лапой нос Катрин. Она не поняла и поморщилась, но кот не сдавался. Даже осторожно выпустил самый кончик когтя – мол, эй, я тут тебе урчу, а ты?

Пришлось вытаскивать наружу руку и гладить кота. Кот зажмурился и заурчал ещё громче – в тишине его было отлично слышно.

Сопящий вовсе уже не кошачий нос потёрся об её шею сбоку.

- Не спишь, Фиалочка…

- Не сплю, - тихо проговорила она.

Громко – не хотелось и не моглось. Как будто два прошедших дня вытянули из неё все силы.

Рука Вьевилля выбралась из-под простыни и легла на загривок кота, и встретилась там с её пальцами. Кот заурчал громче – как же, со всех сторон тепло и ласка, самое то, что нужно.

- Серый боится, что ты снова сбежишь, поэтому пришёл и придавил, - рассмеялся Вьевилль.

- Заладили оба – сбежишь, сбежишь… Имею конструктивный недостаток – сбегать, как я поняла совсем недавно, - вздохнула Катрин. – Хотя иногда нужно не сбегать, а… стоять насмерть.

- Хорошо, что ты о нём теперь знаешь, - улыбнулся он. – У меня тоже есть конструктивные недостатки. Например, когда от меня сбегают, я порчусь. Я умею стоять насмерть, но последние события заставили меня задуматься – всегда ли я прав, когда на чём-то стою.

- В общем, мы оба такие, какие есть, - она посмотрела прямо ему в глаза.

Хотела высвободить вторую руку и запустить в его рыжие волосы, но настойчивый магический вызов не дал. Пришлось выпутаться из них обоих и сесть на постели, и дотянуться до сумки, где лежало зеркало. Потому что отец просто так не отступится.

- Я перезвоню, - сказала она, прикрыв поверхность рукой.

Ещё не хватало, чтобы отец видел, где она и с кем. Потому что его это не касается! Катрин достала телефон и нашла контакт.

- Добрый день.

- Добрый день, Катрин, - голос отца звучал ровно, как всегда, и только очень тренированное ухо могло расслышать нотки тревоги и недовольства. – Где ты? Почему ты ушла?

- Я ушла, потому что больше не могу. Извини. Вчера я поняла, что не могу совсем. Никак.

- Я допускаю, что вчера мы оба немного погорячились, Катрин. Я огорчился, услышав твои новости. И разобрался со взломом моих данных. Если ты больше не хочешь работать на Треньяков – мы найдём тебе другую компанию, где никто не посмеет тебе слова лишнего сказать. И мужа найдём, я вчера уже подумал об этом. Я хочу, чтобы у тебя в жизни всё было хорошо.

- У меня всё хорошо, - выдохнула Катрин. – И прости, но некоторое время я не буду выходить на связь.

- Катрин, ты разумна, в отличие от Анриетты и Жиля. Ты понимаешь, что семья – это семья, это самое важное, что у нас есть. Другие люди придут и уйдут, а семья останется. Ты Роган, что бы ты о себе не полагала, от этого никуда не деться. И ты должна это понимать.

- Я понимаю. Не заставляй меня сожалеть об этом, пожалуйста. До свидания, - Катрин разорвала связь и тут же выключила звук телефона.

Отец, конечно же, не станет ей сейчас перезванивать, но мало ли? А так – не слышала и не слышала.

Она дотянулась до кота, сгребла его в охапку и уткнулась носом в мохнатый загривок. Как больно-то, и что бы сделать, чтобы не болело?

Вьевилль же сгрёб в охапку её саму – вместе с котом.

- Что там, Катрин? Что он хочет?

- Чтобы я вернулась, и чтобы всё было по-старому. А я не согласна. Я всегда осуждала младших, что они не желают знать никакого долга перед семьёй и перед всем, с чем семья сейчас связана, но теперь мне кажется, что они правы. А семья… наверное, где-то в конструкцию вкралась ошибка, и сейчас конструкция рушится. Но отец достанет меня хоть где, даже если я уеду на край света, понимаешь? Он слишком привык, что у него есть я. А иначе зачем дети, если они не делают того, что нужно тебе? Анриетту он не трогает потому, что ждёт – думает, она устанет жить сама и придёт мириться. А Жиля он не станет трогать, пока тот не завершит своё образование. Потом дотянется и будет пытаться встроить в свою империю. И это будет жестко, потому что оба неуступчивы. Понимаешь, он слишком привык, что у него есть Катрин, и она безотказна. Как же, она ведь по рождению Роган, хоть после школы и не называлась таким именем! И она не перестанет быть Роган даже на другом краю света!

- Тогда мне кажется, нужно сделать что-то, что порвёт ему шаблон. Например, сменить тебе фамилию.

- Не поможет, - замотала она головой. – Ты ведь знаешь, я уже.

- Нет, - усмехнулся он, - я