Грешник впервые видел шилоклюва так близко – недалеко от Убежища. В редкие сталкерские выходы он чаще замечал клыканов, и то старался наблюдать за ними издалека – чрезмерное любопытство губит идиотов, а Поляков себя идиотом не считал. Скользнув взглядом по широкому следу зверюги и обнаружив слева от обочины пробитую дыру в зарослях, он хмыкнул, чувствуя невольный холодок внутри при виде такой силищи – шилоклюв пронесся сквозь препятствие пулей, стряхнув с кустов снег и словно дубиной обломав ветки потолще. Ну и здоровенная же тварь! Инстинкты буквально вопили об опасности, не позволяя приблизиться вплотную. Да уж, природа и до Катаклизма была весьма изобретательна, множество причудливых зверей водилось на планете, а после Катаклизма фантазия неведомого фотошопера разгулялась не на шутку. Шилоклюв похож на курицу-переростка, только клюв длиннее, чем у цапли – костяное шило не меньше метра, туша размером с небольшую лошадь, а броня как у… да черт его знает, как у кого, до катаклизма таких тварей не водилось. По цвету серый, как носорог, только носорогу далековато по прочности кожи до этой пташки: окостеневшие перья, сросшиеся в бугристый панцирь на наименее подвижных участках тела, брали не всякие пули. Но дружными усилиями тварь все-таки превратили в фарш из мяса и костей.

– П-повезло, – обронил Заика, опасливо покосившись на Грешника, от облика которого ощутимо несло злобой из-за очередной заминки. – С-снег г-глубокий. В-вовремя з-заметили. В-видимо, одиночка, не в-видно д-других.

– Увидишь тут, – проворчал Горелка. – Снег валит, как из ведра. Да и ночь на носу.

Грешник сухо кивнул, понимая, о чем речь. Излюбленная тактика шилоклювов – разгоняться до безумной скорости по прямой, причем на разгон этот тварям хватает нескольких метров. И когда такое костяное шило вонзается в жертву, не выдерживает никакая защита – даже бронежилет рвется как бумага. Спасти может только упреждающий выстрел на поражение, или резкий отскок в сторону, с пути монстра.

Еще несколько братков обеспокоенно забормотали что-то в свои маски, переглядываясь и жестикулируя, но Поляков усилием воли живо заставил их заткнуться и присмиреть. Мнение ходячего расходного материала его не интересовало. Он даже лиц их не запоминал. Намеренно. А их личные истории, вторгшиеся в его память без спроса, уже стер. Оказалось, это не так уж сложно, просто нужно было разобраться в себе и своих новых возможностях.

– Никто не пострадал? – сквозь зубы процедил Грешник.

Большинство отводили глаза, опускали головы, не в силах выдержать его жгучий взгляд. Казалось, в расширенных из-за недостатка света зрачках Грешника дышит сама тьма.

– Все целы, – едва слышно из-за шума ветра и отдаления отозвался Первый, из группы бродяг, скучившейся в нескольких шагах от новокузнецких. – Пора двигаться. Нельзя стоять, звери хорошо чуют запах крови.

– Ну тогда какого черта встали?! – Поляков рявкнул вполголоса, не желая привлекать еще какую-нибудь живность. – Двигайте лыжами, мать вас за ногу! Шевелитесь!

Толпа братков всколыхнулась и снова замерла, когда Горелка выступил вперед, поднимая автомат и наводя ствол на Полякова.

– Мы вот что решили, Грешник, – угрюмо начал следопыт, борясь со страхом в душе. – А не пошел бы ты со своим Убежищем в жопу. И хабар, который ты там собираешься взять, тоже можешь туда же засунуть. А с нас хватит! Мы идем обратно!

– Здесь решаю я! – резко оборвал Поляков.

– Д-да н-неужто? – Заика встал рядом, тоже поднимая ствол, а глядя на него, и остальные братки снова зашевелились, вкидывая оружие. – А к-как т-тебе т-такой массовый аргумент?

На Полякова вдруг снизошло странное спокойствие: словно десяток стволов, готовых в любую секунду от малейшего неосторожного жеста и слова изрыгнуть огонь, нацелены совсем не на него. Бунт все-таки начался. Что он упустил? Их что, нужно убивать каждый пройденный километр по одному, чтобы держать в страхе? Или просто его силы, как и у этих людей, начали иссякать? Ничего, это поправимо. Потому как сейчас он снова чувствовал знакомый голод, а мысль о «батарейках» уже не вызывала тошноту, совсем наоборот. Разве что в груди и висках нарастала боль, колола острой иглой и стучала молоточками. Но это, скорее всего, тоже от подступающей усталости…

– Да кончай его, и всех делов-то! – сорвав маску, заорал обросший до глаз мужик лет пятидесяти, торговец оружием с Новокузнецкой.

Крикун был как раз одной из «батареек», и Поляков выбрал его, потянулся к нему, словно невидимой рукой…

Левую скулу будто опалило раскаленным ветром. Поляков резко повернул голову. Громко затрещал кустарник слева от дороги, взвился взбаламученным облаком сбитый с веток снег. Словно разрывы гранат прошлись по зарослям – раз, два, три… темные туши шилоклювов вырвались на дорогу спортивными болидами, пролетая дистанцию до людей в считанные мгновенья, и врезались в толпу.

Грешник прямо на лыжах отпрыгнул в сторону, заваливаясь на бок. Воздух пронзили отчаянные крики, громыхнули выстрелы. Рухнув на спину, Сергей вскинул автомат, выцеливая ближайшую тварь…

Что за черт… Его восприятие как-то странно поплыло – все двигалось как в замедленной киносъемке. Группу братков разметало, шилоклювы прошли сквозь них, как сквозь строй оловянных солдатиков. Заика, так и не успев вскинуть снайперку, умер мгновенно – клюв одной из тварей ударил его в живот и, уже красный от крови, вышел из спины. Поляков ощутил его смерть, как погасший огонек задутой свечи. Торговцу повезло меньше – пытаясь отпрыгнуть, он подставил несущейся твари руку, и костяное шило срезало ее по плечо, как бритвой, ударом тела отшвырнув изувеченного человека в сторону. Именно в этот момент состояние мгновенности Полякова и настигло. Все почти остановилось. Почти. Казалось, он может теперь разглядывать все до мельчайших подробностей, не заботясь о времени. Даже оторванная рука несчастного повисла в воздухе и почти незаметно двигалась вниз в ореоле из брызг крови, чтобы через целую вечность упасть наконец на снег.

Но и тело стало неуклюжим, оно не успевало за сознанием Полякова, за его желаниями, за полетом его мысли. Он лежал, вскинув автомат, и ждал, когда проклятый палец, преодолев сопротивление тугой, как автомобильная рессора пружины, наконец нажмет на спуск. Даже движение глазных яблок почти прекратилось. Только мозг работал в форсированном режиме, выделяя приоритеты. Такой шанс нельзя было упустить, Сергей чуял, что это временное явление. И нужно быть готовым, когда все вернется в норму.

Два шилоклюва, прорезав толпу и разбросав новокузнецких, размытым кадром замерли в развороте на противоположной обочине – шеи выгнуты, рудиментарные крылья встопорщены, из-под когтистых лап летит снег, снежное облако с задетых тушами веток повисло туманом. Третий все еще торчал посреди дороги, замедлившись из-за тяжелой ноши на клюве. Кто-то из блатных катился по снегу, отброшенный ударом, кто-то в панике стрелял вслепую, кто-то просто сорвался, пытаясь убежать от смертельной опасности. Раскатанные в протяжный звон крики, вытаращенные в страхе глаза за стеклами масок, руки, терзающие оружие в тщетной попытке успеть – успеть выжить. И все это на фоне медленно текущих, словно водяные струи, снежных вихрей.