Насколько ей было известно, мама только однажды нарушила свое слово – невольно, но с ошеломляющим эффектом.

Она разгладила на теле поношенную сорочку и поймала концы завязок, которые затягивали горловину. Теперь она была одета, но чувствовала себя такой же уязвимой, как если бы оставалась голой. Роджер сидел на матрасе, методично перетряхивая одеяла, но его глаза были сфокусированы на ней, зеленые и вопрошающие.

– И все же это была ложь, – выпалила она. – Я имела право знать!

Он медленно кивнул.

– Мммхм. – Он поднял перекрученную простынь и начал ее разворачивать. – Ай, что ж, я могу понять, что ребенку можно рассказать, что его усыновили, или что его папа в тюрьме. Здесь, правда, могут быть детали. Ну, например, папа убил маму, когда обнаружил ее на кухне совокупляющейся с почтальоном и шестью хорошими друзьями. Может быть, это и не будет иметь значения для него, если ты расскажешь ему, пока он маленький. Но это будет иметь значение немного позже, когда он решит привлечь к себе внимание, рассказывая об этом друзьям.

Брианна прикусила губу, чувствуя, что неожиданно разозлилась и обиделась. Она не думала, что ее чувства все еще так близко к поверхности, и ей не нравилось, что она обнаружила их там и что Роджер об этом узнал.

– Ну… да. – Она взглянула на колыбель. Джемми поменял положение: теперь он свернулся как ежик, прижав личико к коленкам, и ничего, кроме его округлой попки под ночной рубашкой, не было видно. Она возвышалась над краем колыбели, словно луна, поднимающаяся над горизонтом. – Ты прав. Мы должны подождать, пока он не повзрослеет достаточно, чтобы понимать, что это секрет и что он не может говорить об этом с людьми.

Кожаный ремешок выпал из очередного одеяла. Роджер наклонился, чтобы подобрать его, темные волосы рассыпались вокруг лица.

– Ты когда-нибудь захочешь рассказать Джемми, что я не его настоящий отец? – не глядя на нее, тихо спросил он.

– Роджер! – Вся ее злость исчезла, уступив место волне паники. – Я не сделаю этого и в сотню миллионов лет! Даже если бы я считала, что это правда, – добавила она поспешно. – А я так не думаю, Роджер! Не думаю! Я знаю, что ты его настоящий отец! – Она села рядом с ним, отчаянно схватив его за руку.

Роджер криво улыбнулся и похлопал ее по руке, но не встретился с ней взглядом. Он немного подождал, затем подвинулся, осторожно отстраняясь для того, чтобы собрать волосы.

– Это то, о чем ты говорила. Разве он не имеет право знать, кто он такой?

– Это не… Это другое.

Разница действительно была. Действие, в результате которого она появилась на свет, не было изнасилованием – но оно было непредумышленным. С другой стороны, в том случае в отцовстве не было сомнения. Оба – нет, все трое ее родителей – знали точно, что она была дочерью Джейми Фрейзера.

Она снова посмотрела на колыбель, инстинктивно ища какой-нибудь знак, неоспоримое свидетельство отцовства Роджера. Но Джемми был похож на нее и на ее отца, как цветом волос, так и чертами. Он был крупным для своего возраста, с длинными конечностями и широкой спиной, как и оба мужчины, которые могли быть его отцами. И у обоих, черт возьми, были зеленые глаза.

– Я не скажу ему этого, – твердо сказала она. – Никогда. И ты тоже. Ты его отец в любом из тех смыслов, которые имеют значение. Для него нет причин знать даже о том, что Стивен Боннет существует.

– Кроме той, что он существует, – заметил Роджер. – И думает, что ребенок – его. Что, если они когда-нибудь встретятся? Когда Джем будет старше, я имею в виду.

Она не имела привычки осенять себя крестным знамением во время приступов тревоги, как делали ее отец и кузен, но сейчас она перекрестилась, заставив Роджера рассмеяться.

– Ничего смешного, – сказала она, выпрямляясь. – Этого не случится. А если случится – если я когда-нибудь увижу Стивена Боннета поблизости от моего сына, я… Что ж, в следующий раз я просто буду целиться выше, вот и все.

– Ты определенно вознамерилась подарить своему ребенку отличную историю для одноклассников, да? – Он говорил легко, с юмором, и она немного расслабилась, надеясь, что преуспела в развеивании любых сомнений относительно того, что она может сказать Джемми про отцовство Роджера.

– Хорошо, но он должен узнать остальное, раньше или позже. Я не хочу, чтобы он обнаружил все это случайно.

– Ты не случайно узнала об этом. Твоя мама рассказала тебе.

«И посмотри, где мы с тобой теперь». – Эти слова остались невысказанными, но отдавались громким эхом у нее в голове, пока он проницательно смотрел ей в глаза.

Если бы она не почувствовала необходимость отправиться в прошлое через камни, чтобы найти своего отца, никто из них не был бы здесь сейчас. Они были бы в безопасности в двадцатом веке, возможно, в Шотландии, или, может, в Америке – в месте, где дети не умирают от диареи и случайной лихорадки. В месте, где опасность не скрывается за каждым деревом, а война не поджидает за углом. В месте, где голос Роджера звучал бы чисто и сильно. Но, может быть – только может быть, – в этом случае у нее не было бы Джемми.

– Прости меня, – сказала она, чувствуя, как к горлу подкатил ком. – Я знаю, это моя вина – все это. Если бы я не отправилась в прошлое… – Она неловко потянулась и коснулась уродливого шрама вокруг его горла. Он поймал ее руку и потянул ее вниз.

– Боже, – проговорил он тихо, – да если бы я мог пойти куда угодно, чтобы найти моих родителей… Хоть в ад… Брианна, я бы сделал это. – Он посмотрел на нее своим ярко-зелеными глазами и сильно сжал ее руку. – Если и есть в мире хоть кто-то, кто понимает это, курочка, так это я.

Она обеими руками сильно сжала его ладонь в ответ. Облегчение, что он не винит ее в их бедах, расслабило ее тело, но скорбь о его личных потерях – и ее – все еще наполняла ее горло и грудь, тяжелая, как мокрые перья. От нее было больно дышать.

Джемми заерзал и внезапно поднялся в колыбели, а затем упал снова, не просыпаясь в процессе, и одна его рука выпала из колыбели, безвольная, как лапша. Она замерла от его внезапного движения, но затем расслабилась и встала, чтобы положить его руку внутрь. Однако, прежде чем она достигла колыбели, раздался стук в дверь.

Роджер поспешно схватил одной рукой свою рубашку, а другой – нож.

– Кто там? – спросила она, ее сердце тревожно стучало. Люди не приходят просто так после наступления темноты, только если случилось что-то плохое.

– Это я, мисс Бри, – приглушенно сказал голос Лиззи через дверь. – Можете нас впустить, пожалуйста? – Она говорила взволнованно, но без паники в голосе. Брианна подождала, пока Роджер натянет на себя рубашку, затем подняла тяжелую задвижку.

Ее первой мыслью было, что Лиззи и выглядит взволнованной: щечки маленькой служанки раскраснелись, как яблочки, их румянец сиял даже в темноте крыльца.

«Мы» – это она сама и двое братьев Бердсли, которые поклонились и кивнули, бормоча извинения за поздний визит.