Розамунду было нелегко удивить. В конце концов, она проработала журналисткой на Флит-стрит пятьдесят лет и видела, как человек впервые ступил на Луну, видела, как Берлин разделили стеной, а потом разрушили эту стену, видела, как чернокожий стал Президентом Соединенных Штатов, что в 1961-м, когда на юге США вспыхнули расовые волнения, было просто немыслимо. Но еще никогда в жизни она не была настолько потрясена, как в тот момент, когда тридцать шесть часов тому назад Эбби Гордон позвонила ей и сообщила, что Доминик жив. Вначале она решила, что это неудачный и жестокий розыгрыш или что Эбби из-за стресса в связи с разводом лишилась рассудка. Окончательно она поверила в это, только когда ей позвонил Джонатон Сомс и подтвердил сказанное Эбби; волна радости захлестнула ее с такой силой, что она едва устояла на ногах.

– Перед тем как идти, я хочу поблагодарить вас, – сказала она, прикоснувшись к руке Эбби. – Спасибо вам, что нашли ту фотографию, что помогли мне, что поверили в Доминика и что сделали старуху счастливой. – Она чувствовала, что к глазам подступают слезы. – Вы не обязаны были все это делать, но вы сделали, и я этого никогда не забуду.

Эбби так разволновалась, что ничего не могла сказать. Спускаясь по лестнице и каждые несколько секунд оглядываясь и убеждаясь, что Розамунда следует за ней, она только улыбалась и кивала, как старая мудрая сова.

Джонатон Сомс ждал их в вестибюле. Роз, естественно, до сих пор злилась на него. Они не контактировали уже много лет, и она не могла поверить, что он все это время знал, что Доминик жив, и при этом пальцем о палец не ударил, чтобы положить конец ее страданиям. В самолете она раз десять спрашивала его, почему он так поступил, но его ответы были разочаровывающе туманными, и в конце концов он сказал, что Доминик сам ей все объяснит.

Когда они вышли на улицу, он взял Роз под руку, и ее злость начала таять. Как бы то ни было, они уже на месте и очень скоро она увидит Дома; на самом деле сейчас для нее было важно только это. Очень важно.

– Может, я поведу машину? – спросила Эбби, помогая Роз усесться на заднее сиденье.

– Да, думаю, так будет лучше, – устало улыбнулся Джонатон. – Люди почему-то всегда начинают нервничать, когда видят за рулем такого старика, как я.

– Куда мы едем? – спросила Роз, когда Эбби завела двигатель.

– Надо проехать всего несколько миль вдоль берега, – ответил Джонатон. – Я позвонил ему и сообщил о времени нашего приезда.

Ему. У Роз закружилась голова, к горлу подступил тошнотворный комок, и она открыла окно, чтобы впустить в машину свежий соленый морской воздух.

Дорога тянулась вдоль побережья, и Роз попыталась расслабиться, глядя на проплывавшие мимо пейзажи: широкие пляжи с белым песком, кое-где утыканные камнями и невысокими скалами и окаймляющие чистые синие воды океана; луга и болота, раскрашенные во все оттенки зеленого и охры. Тучи на небе собирались в стаи, а на горизонте цеплялись за изрезанные вершины горной гряды – местные называли эти горы Двенадцать Бенов. Это были сказочные края, страна озер и легенд, и Роз подумала, что это как раз подходящее место для встречи с ним через столько лет.

С Джонатоном они говорили о прежних временах, о недавно умерших их общих знакомых – ее замечательной соседке по квартире Сэм, которая много лет назад переехала в Кейптаун, и обаятельном торговце произведениями искусства Зандере, с которым она когда-то познакомилась на званом обеде у Джонатона.

– Здесь нам нужно повернуть налево, – как-то не очень уверенно сказал Джонатон минут через двадцать. Взглянув на свои часы, он нахмурился. – По-моему, мы рановато приедем. Поездка заняла меньше времени, чем я рассчитывал.

Они остановились у небольшого одноэтажного дома. С момента приезда в графство Голуэй Роз видела уже множество подобных домовладений – типичные ирландские приземистые коттеджи с шершавыми побеленными стенами и шиферными крышами. По обе стороны от дома и дальше, в сторону моря, раскинулись широкие зеленые лужайки. При виде всего этого у Роз перехватило дыхание, и она порадовалась, что Доминик живет в таком живописном месте.

Все вышли из машины. Джонатон толкнул металлическую калитку, которая со скрипом распахнулась.

Роз остановилась; в голове у нее крутились тысячи вопросов.

После того как Джонатон сказал ей, что Доминик жив, она бесчисленное количество раз репетировала то, что она ему будет говорить при встрече, но сейчас все эти слова казались ей неуместными. Она всегда была женщиной умной, уверенной в себе и – да, теперь она это признавала – привлекательной, но в данный момент она думала о том, что осталось от той женщины на сегодняшний день, сколько от нее сохранилось для любви.

– Ну же, чего ты ждешь? – улыбнулся Джонатон.

Чувствуя, что ее начинает охватывать паника, Роз растерянно посмотрела на Эбби, потом на Джонатона, который ободряюще кивнул ей и постучал в дверь.

Они стояли и ждали, но никто не открывал. Роз от волнения перестала дышать.

– Он, наверное, на заднем дворе, – совершенно будничным тоном сказал Джонатон.

По тропинке они обошли дом и оказались в саду. Роз мгновенно заметила его – он стоял на лужайке в дальнем конце участка с лопатой в руках.

Одним из немногих преимуществ старости является дальнозоркость. Он обернулся и вытер пот со лба, и она четко видела выражение его лица, когда он увидел ее. Именно это выражение чистой и безудержной радости остановило ее, готовую развернуться и убежать.

Когда они пошли навстречу друг другу, все вокруг отошло на второй план – она видела только Доминика.

На нем был поношенный темно-синий свитер, темные брюки и сапоги для работы в саду. Он по-прежнему был высок, возраст не отразился на его впечатляющих физических данных, чего нельзя было сказать о большинстве ее ровесников. Волосы у него были редкие и седые, лицо избороздили глубокие морщины, но когда он подошел ближе, она увидела, что его умные серые глаза, глаза, которые она так любила, остались такими же ясными и живыми, какими они ей запомнились.

– Роз, – только и сказал он, и глаза его, увлажнившись, заблестели.

– Привет, Дом, – отозвалась она, чувствуя, как по щеке сбегает одинокая холодная слеза.

Он сдавленно выдохнул и содрогнулся всем телом, как будто его душили эмоции.

– Думаю, у тебя есть ко мне вопросы.

Внезапно все придуманные и многократно проговоренные фразы вылетели у нее из головы. И сразу два чувства захлестнули ее – беспредельной любви и горькой неудовлетворенности.

– Есть несколько, – кивнула она, прикусив нижнюю губу, чтобы не расплакаться.

– Какая ты красивая! – сказал он, касаясь кончиками пальцев ее щеки.

– Уже нет. – Ей вдруг захотелось расстегнуть плащ и показать ему свое красное платье.

– Перестань. Я старый, но не слепой, – улыбнулся он, не убирая руки от ее лица.