– Приехал и уехал, – сказал он и горестно поджал губы. – Через несколько недель после этого я разговаривал с Джонатоном. Он сказал, что ты обручена, и я понял, что должен оставить тебя в покое, чтобы ты могла спокойно жить той жизнью, которую сама для себя создала и которой ты достойна.

– Я все отменила, Дом. Действительно, мы обручились через несколько дней после поездки в Дублин, но потом я все отменила.

На лице его отразились печаль и разочарование.

– Я прожил здесь больше сорока пяти лет, – медленно произнес он. – Это была не та жизнь, о которой я мечтал, но у меня были друзья, была работа. Я пытался забыть тебя, но это оказалось для меня невыполнимой задачей. Я должен был поехать к тебе и поговорить с тобой…

– А я не должна была прекращать искать тебя, – сказала она. Она знала, что они с ним сейчас вспоминают Дублин, тот самый момент, который навсегда изменил ход жизни их обоих.

– Ты был женат? – наконец осмелилась спросить она.

– Нет. А ты была замужем?

Она с облегчением вздохнула, и сердце ее забилось спокойнее. Сунув руку в карман, Роз достала оттуда кольцо с рубином. Сейчас оно выглядело несколько старомодным, но на ее ладони красный камень сразу же засверкал в лучах солнца.

– Это единственное кольцо, которое я когда-либо хотела носить на пальце.

Ей показалось, что в его вздохе она различила радостные счастливые нотки.

– Прости меня за все утраченные годы. Как же я корю себя за то, что бросил тебя тогда!

Стиснув руку в кулак, она прижала ее к груди.

– Ты всегда был со мной, Дом.

Он раскинул руки и, шагнув к ней, обнял ее. Она оказалась меньше, мягче и не такой сильной, как раньше, какой он привык ее ощущать. Но он по-прежнему чувствовал себя мужчиной, которого она любит.

– Я сейчас опустился бы на колено, – прошептал он ей в волосы, – но боюсь, что могу потом не встать.

Рассмеявшись, они разомкнули объятия и, взявшись за руки, устремили взгляды к горизонту.

– Держу пари, что у тебя тут потрясающие закаты, – сказала она, сжимая его пальцы.

Он посмотрел вверх, где неожиданно разошедшиеся тучи обнажили васильково-синий лоскуток неба.

– За одним из них мы понаблюдаем чуть позже, – сказал он и обнял ее за плечи.

Роз кивнула, чувствуя, что ее золотые деньки наполняются надеждой, любовью и обещанием счастья.

– Одним из положительных моментов моего недавнего развода является возможность сидеть на свадьбе моего сына рядом с такой очаровательной леди, – сказал Ларри Донован и, едва успев сесть к столу, потянулся к бутылке красного вина.

– Ларри. Ларри Донован, – представился он и, бесцеремонно поцеловав Эбби в щеку, наполнил свой бокал. – А кто вы такая?

– Эбби Гордон, – вежливо улыбнувшись, ответила она.

Почувствовав чью-то руку на своем плече, она обернулась и увидела Мэтта, который подозрительно косился на Ларри.

– Я просил отца хорошо себя вести, но если он вдруг станет совать руки под стол, можешь смело жать на кнопку его катапультируемого кресла.

Все рассмеялись, а Мэтт занял свое место рядом с невестой.

Это была очень красивая свадьба.

Анна всегда настаивала на том, что свадьба должна быть скромной; такой она, в принципе, и получилась – если сравнивать ее со свадьбой принца Уильяма и Кейт Миддлтон. Но Эбби поражала здесь каждая деталь. Сайон-Хаус, где все это происходило, представлял собой старинный особняк, модернизированный знаменитым шотландским архитектором Робертом Адамом. Здесь все было в духе средневековых замков: зубчатые стены и длинная, усыпанная гравием подъездная аллея, тянувшаяся через громадный парк с буйной растительностью. Расположен был Сайон-Хаус на западной окраине Лондона.

Восемьдесят приглашенных собрались в отделанном мрамором Большом зале для короткой гражданской церемонии бракосочетания. Невеста выглядела очень эффектно и изысканно: прямое длинное платье из атласа цвета слоновой кости сидело на ней идеально, ее волосы до плеч были подобраны за ушами изящными заколками с небольшими белоснежными цветами. Шампанское было подано во внутреннем дворике, после чего гости последовали за Мэттом и Анной по дорожке между двумя рядами деревьев в восхитительную оранжерею с пальмами и экзотическими цветами, где был накрыт праздничный стол.

Когда Мэтт и Анна произносили клятву верности, у Эбби выступили слезы на глазах. И не потому, что у нее самой так печально сложились обстоятельства, а из-за того, что слова «я отдаю тебе свое сердце на всю оставшуюся жизнь» пробуждали в ней надежду.

У Мэтта были все основания относиться к этому с долей цинизма. Помимо того, что он женился второй раз, он был еще и адвокатом по бракоразводным процессам и каждый день сталкивался с нарушением подобной клятвы, когда-то очень много значившей для его клиентов. И тем не менее, когда он целовал Анну после того, как чиновник зарегистрировал их брак, в голове Эбби крутилась только одна мысль: что она по-прежнему верит в любовь. Посмотрев по сторонам, она поняла, что все в этом зале думают так же.

– Ну конечно, Эбби Гордон, – кивая, произнес Ларри. – Мы с вами тогда так и не пересеклись. Проблемы, возникшие у вашего мужа, уладились быстрее, чем я ожидал. Я был убежден, что ему предъявят обвинение, но порой случается удивляться даже таким повидавшим виды старым волкам, как я. Ну и как там ваш муж? – спросил он, выразительно подняв свои густые кустистые брови.

– С ним все в порядке. Он легко отделался, – улыбнулась Эбби, пригубив вино.

Ей не хотелось углубляться в эту тему. Ларри обладал острым, проницательным умом, и она предполагала, что он может начать задавать ей такие вопросы относительно Джонатона Сомса, на которые она не имела права отвечать.

Она улыбнулась, задавшись вопросом, что могла бы рассказать про Ника. Что она гордится им, что никогда не забудет, как он поддержал ее, пусть даже его попытки добраться до телефонных разговоров и электронной переписки Джонатона Сомса стали причиной серьезных проблем. Его быстро вычислили. То, что он делал, было противозаконно, однако Ник сумел произвести впечатление на Джонатона, и в Ирландии тот сказал Эбби, что у него есть кое-какая работа для Ника, и он хотел бы переговорить с ним, когда все поуляжется.

Был подан традиционный «свадебный завтрак»[65], который, в отличие от обычного завтрака, состоял из трех блюд – сельдерея, говядины и чего-то сладкого и кремообразного в небольших фарфоровых горшочках. Все было очень вкусно. Застольные речи были короткими.

– Никому уже не хочется слушать всякие банальности о любви, повторяемые многократно, – прошептал ей Ларри, а потом добавил, что на своей третьей свадьбе он обошелся без подобных официальных речей.