– По мере сил.

– Даже в Урусе? И в Шанхайчике? – Папа Джезе продемонстрировал похвальную осведомленность о положении дел в Москве, называя территории, жители которых никогда не обращались за помощью в «Пирамидом».

– Инцидент с человеком вашего ранга не может остаться без внимания.

– То есть все дело в ранге?

– То есть все дело в том, что жители Уруса и Шанхайчика не испытывают необходимости в следственных мероприятиях, предпочитая самостоятельно докапываться до истины. И мне на них, в общем-то, плевать. Но если убьют главу Триады, я обязательно узнаю, кто это сделал.

– Держите все под контролем?

– Мама воспитала меня любознательным.

Рана, о которой Папа и думать забыл, неожиданно начала зудеть.

«Что происходит?»

Он улавливает только те эмоции, которые ему разрешают уловить. Он не понимает мотивов собеседника и немного сбит с толку.

И почему духи Лоа глазеют на происходящее из открытой двери в соседнюю комнату? Почему не витают в гостиной?

– Максимилиан, поверьте, мне приятна ваша забота, и, если расследование принесет результат, я с удовольствием прочитаю отчет. – Папа и сам не знал, чего хочет: развернуть разговор в другую сторону или свернуть его? Такое с ним случалось нечасто. – Я не могу принять извинения, по той причине, что не вижу вашей вины. Давайте выпьем еще коньяка и поговорим о том, ради чего вы на самом деле приехали.

За спиной Кауфмана висит огромная картина в тяжелой золоченой раме. Сюжет канонический: святой Мбота проповедует кафрам. И сейчас Папе показалось, что основатель Католического Вуду одобрительно подмигнул, услышав последнюю фразу: «Все правильно, сынок, если тебя пытаются запутать – выпей и руби сплеча!»

Мужчины подняли бокалы.

– Ваше здоровье, Джезе.

– Ваше здоровье, Макс.

Огоньки не исчезали, Мертвому по-прежнему весело.

«Чему он радуется?»

– Коньяк великолепен.

– Благодарю.

– Почему Ахо решил вас убить?

Святой Мбота вернулся к кафрам.

«Ты хотел откровенного разговора? Уверен, что хотел?»

Джезе поиграл бокалом, любуясь искрящимся в электрическом свете коньяком, и очень мягко поинтересовался:

– Почему вы спросили?

– То есть вы не отрицаете?

– Почему вы спросили?

– Занзибар не является для меня источником больших проблем, – спокойно ответил Кауфман. – Но если здесь вспыхнет война между вашими противниками и вашими сторонниками, мне придется уничтожить и тех и других. Или только тех. Я должен понимать, как действовать, а отсюда вопрос: почему Ахо решил вас убить?

Мертвый ясно дал понять, что не отступит.

«Какого черта? Уж кто-кто, а высший офицер СБА наверняка знает о наших разногласиях!»

О том, что два самых авторитетных и уважаемых лидера церкви терпеть друг друга не могут. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто стоит за сегодняшним покушением.

Папа был реалистом, он искал поддержку не только среди архиепископов, но наводил мостики взаимопонимания с главами государств, с политиками, с крупными промышленниками – с сильными людьми из стран Католического Вуду. Однако ему впервые предстояло говорить о своих проблемах с человеком, не имеющим никакого отношения к миру, построенному святым Мботой.

Или не предстояло?

Не пора ли попрощаться с директором Кауфманом?

– Мы перестали доверять друг другу, – честно ответил Папа.

– Почему?

– Это долгая история. И вас она не касается.

Но Кауфман продемонстрировал, что мама вырастила его не только любознательным, но и въедливым.

– Ваши миссионерские поездки начались чуть больше полутора лет назад. Вскоре после того, как вы пережили первое покушение.

– Рана, от которой я долго лечился, не имеет отношения к покушению.

– Вас ранили во Франкфурте во время «Альпийского кризиса». А я говорю о покушении, что случилось шестью месяцами позже.

– Вы прекрасно осведомлены.

– Это моя работа, – скромно отозвался Мертвый.

– Ваша работа – Москва, – резковато бросил Папа. – Франкфурт и Католическое Вуду вас не касаются.

И тут же подумал: «А он, оказывается, умеет улыбаться!»

Причем – очень красиво улыбаться. Ироничное выражение, которое Мертвый умело напялил на лицо, запросто подошло бы рекламному плакату: «Удаленный психоанализ. Читаю мысли на расстоянии».

– Я ведь говорил, что любознательный, – напомнил Кауфман. – А еще – я сам устанавливаю границы своих интересов.

– Не думал, что офицеры СБА столь самостоятельны.

– Не все.

– Приятно слышать.

Бутылка постепенно пустела. Мертвый сделал довольно большой глоток и продолжил:

– Признаюсь, первое покушение на вас стало для меня полной неожиданностью. Я заинтересовался. Каждое утро пересчитывал архиепископов, предполагая, что начались внутренние разборки и скоро вы предпримите ответные действия, но время шло, а война так и не случилась. Вместо этого вы принялись разъезжать по миру с пастырскими визитами, однако ни разу не появились в Новом Орлеане. Вот я и сделал вывод, что ваш враг – Ахо. Вербуете сторонников?

– Несу пастве слово Иисуса Лоа.

– За полтора года вас пытались убить трижды. Сегодня – в четвертый раз. Вдруг следующее покушение станет удачным?

– А вдруг нет?

– Почему вы пошли против Ахо?

– Потому что у меня не было другого выхода.

– Он почувствовал в вас угрозу?

Огоньки вдруг исчезли, однако лед уже подтаял. Мертвый смотрел не холодно, а заинтересованно, очень внимательно. Потеплевший ледник призывал: «Я пришел сюда ради этого разговора, не закрывайся, Джезе!»

Мбота старательно вещал кафрам, а духи Лоа по-прежнему толклись у дверей гостиной.

Что за человек сидит в кресле напротив? Какую игру он затеял?

– Мы перестали доверять друг другу, – повторил Папа. Помолчал, но все-таки решился развить ответ: – Произошло событие, после которого мне стало трудно, практически невозможно подчиняться Ахо. Хотя я обязан. – Пауза. – Я впитал в себя Католическое Вуду, Макс, я верен учению Мботы и поэтому долго боролся с собой. Хотел вернуться в прошлое, в то время, когда я был послушен и предан Ахо. Но духи Лоа не позволили мне успокоиться. Духи Лоа любят свободных и сильных. Склони я голову – перестал бы быть собой, потерял бы уважение всех Тринадцати Пантеонов. От меня осталась бы лишь оболочка… – Папа долил себе коньяк, глотнул. – Я надеялся, Ахо поймет, что происходит, и сохранит статус-кво: он не трогает меня, я не трогаю его. Но он подослал убийц. И тем не оставил мне выбора.