— Моего костра никто не заметит, — отрезала Изолт. И в самом деле — собранный ею хворост почти не давал дыма, над угольями виднелось лишь слабое мерцание.

Бачи, фыркнув от отвращения, поднялся на ноги и заковылял прочь, Изолт улыбнулась, ловко освежевала и выпотрошила кроликов и, насадив их на ореховые прутья, повесила над огнем. Из леса наплывали фиолетовые сумерки, в небе догорали последние отсветы заката. Изолт с наслаждением потянулась, чувствуя, как ноют натруженные мышцы, и жадно посмотрела на пруд. Через секунду она скинула с себя одежду и вошла в воду, радуясь ощущению прохлады на разгоряченной коже. Из всего нового, что она узнала за последние несколько недель, это было самым приятным. Никто из клана не мог даже мечтать о том, чтобы окунуться в воду, — на Хребте Мира достаточно было трех минут в воде, чтобы остановилось сердце. Здесь же вода была нежной, как шелк, и Изолт поняла, какое это удовольствие — быть по-настоящему чистой.

Смыв с себя пот, грязь и кроличью кровь, Изолт легла на спину и стала смотреть в небо, на котором одна за другой загорались звезды. Ее острый слух уловил неуклюжие шаги ковылявшего в кустах Бачи, но она не обратила на него внимания, наслаждаясь прикосновениями воды к разгоряченной коже. Лишь когда его шарканье затихло, она встала и пустилась на поиски, вспомнив, что Мегэн поручила ей охранять его.

Он стоял под одним из деревьев, пожирая ее глазами. Его взгляд был одновременно злым и тоскливым, жалким и ликующим. Впервые в жизни Изолт по-настоящему ощутила свое тело. Собственные руки показались ей тяжелыми и неуклюжими. Не зная, куда их деть, она сорвала тростину и начала мять ее пальцами, не отводя от него глаз. На миг ей показалось, что Бачи сейчас бросится к ней; потом, выругавшись, он круто развернулся и заковылял в кусты. Изолт выбралась из воды, оделась и поправила вертел с кроликами, продолжая гадать, что значило это выражение на его лице. Ей приходилось видеть желание на лицах других людей, но оно никогда не было направлено на нее. Ее считали уродливой за белую кожу и осыпавшие ее веснушки. Лишь ее рыжие волосы считались приемлемыми — не потому, что они красивы, а потому, что это знак Зажигающей Пламя.

В конце концов она решила, что лицо Бачи выражало желание, смешанное с другими чувствами, которых ей не понять. Когда Бачи наконец вернулся к костру, она ничего не сказала, молча подав ему кроличью ножку и печеную картофелину. Они поели в молчании и в молчании же улеглись спать, и на следующее утро, проснувшись, никто из них не проронил ни слова.

Долгое отсутствие Мегэн начинало беспокоить Изолт. На краю рощицы она нашла куст серой колючки и улеглась под ним, глядя на долину, окутанное туманом озеро и обнесенный стеной город. Бачи беспокойно бродил вокруг лагеря. Давая выход своему нетерпению, он скинул свой плащ, и Изолт снова заметила, что большая часть его кажущегося уродства исчезла вместе с плащом. Он стал выше, его прекрасные крылья расправились, точно освобожденные от оков. Толстая шея и могучие плечи уравновешивались размахом черных перьев, и только его когтистые ноги затрудняли ходьбу. Изолт почувствовала любопытство, но не могла заставить себя первой задать вопрос.

Когда солнце поднялось достаточно высоко, Бачи приготовил завтрак, и они поели, устроившись под деревом. Прошло уже полтора дня с тех пор, как Мегэн ушла в Карилу, и Изолт решила, дождавшись темноты, отправиться на поиски. Она так привыкла к молчанию, что вздрогнула от неожиданности, когда Бачи наконец заговорил.

— А ты не слишком похожа на свою сестру, правда? — спросил он. — У той рот, как у донбега, никогда не закрывается.

— Я с ней не знакома, — ответила Изолт. — Судя по тому, что мне рассказывали, я действительно на нее не похожа.

Бачи поколебался, и она поняла, что он тоже сгорает от любопытства, но не хочет задавать вопросы, которые могли бы причинить ей боль. Она быстро сказала:

— Если судить по рассказам, она мне не особенно симпатична, но здесь совсем другая жизнь. Я думаю, она не протянула бы долго у нас, на Хребте Мира.

Она впервые заговорила о чем-то по собственной воле и почувствовала, что Бачи, повернувшись, смотрит на нее, но не подняла глаз.

— Трудно живется на Хребте Мира? — спросил он нерешительно.

— Белые Боги бывают жестоки, бывают милосердны, но мы редко можем судить об их выборе, — пожала плечами Изолт. — Но мы свободны, иногда небо над нашей страной яркое и чистое, и охота удается, а иногда обрушивается лавина или буря, и на охоте нет удачи. Такова жизнь. По крайней мере, мы знаем, кто друг, а кто враг, — не то что здесь.

— Мы тоже знаем, кто друг, а кто враг.

— Тогда почему ты обокрал девушку, которая тебя спасла, и бросил ее на расправу вместо себя? — Изолт решила, что может задать ему вопрос, поскольку он заговорил первым.

Лицо Бачи потемнело. Он отвел взгляд, потом угрюмо ответил:

— Я поступил неправильно. Порой бывает так больно и горько, что кажется, — все вокруг враги. И я забываю, что другим людям тоже бывает больно.

Изолт поняла, что он имел в виду боль сердца, и кивнула.

— Легко быть добрым, когда жизнь к тебе добра.

— Можно задать тебе один вопрос?

— Ты уже его задал, — ответила Изолт с улыбкой. Улыбка вышла кривой, словно все мышцы одеревенели, и она задумалась, сколько же времени прошло с тех пор, как она в последний раз улыбалась. Наверняка до того, как она попала в эту странную, жаркую и яркую страну. Он тоже улыбнулся, и эта улыбка преобразила его лицо, которое казалось таким холодным и суровым.

— Ну, значит, задам еще один. Я хотел спросить тебя об отношениях с моей родственницей. Я знаю, что ты и твоя сестра — ее воспитанницы, но ты говоришь, что никогда не видела сестру. Я не понимаю.

Изолт задумалась, потом села, приняв позу сказителя: поджатые ноги, прямая спина, руки лежат на коленях.

— Меня нашла у Проклятых Вершин Зажигающая пламя, Старая Мать Клана Огненного Дракона, когда горела Драконья Звезда, пересекающая наше небо каждые восемь лет. Поняв, что я должна быть дочерью ее сына, который много лет назад ушел в страну колдунов, она воспитывала меня как свою преемницу до тех пор, пока мне не исполнилось восемь. Тогда меня отдали в гис драконам и отвели в Башни Роз и Шипов. Я должна была ухаживать за спящей колдуньей и читать книги все зеленые месяцы — пока воины предаются отдыху. В белые месяцы я жила с кланом, охотилась и воевала, как и положено воину. Восемь лет я вела такую жизнь, потом снова настало время Драконьей Звезды, и кланы ушли на Встречу, оставив меня в Башнях Роз и Шипов с колдуном Фельдом и спящей колдуньей. Я не была рада, что меня снова оставили, и беспокоилась, смогу ли когда-нибудь найти себе пару, ибо мой шестнадцатый день рождения уже миновал. Но меня призвали драконы и сказали, что Старая Мать ищет спящую колдунью и что я должна отвести ее в Башни и позаботиться о ней. Тогда я впервые встретилась с Зажигающей Пламя Мегэн, твоей родственницей. Только тогда я узнала, что у меня есть сестра, — это очень плохо. Кто из нас станет преемницей божественной сути, когда моя бабка умрет?