Он жестом пригласил его занять место возле себя. Роберт некоторое время молча сверлил Пашу взглядом, потом подошел к его кушетке и лег на подушки. Устроившись, он глубоко вздохнул и напомнил:

— Вы заговорили о тайнах.

— Так же как Тадеуш заговорил со мной о них среди поруганных полей, где когда-то стояла деревня. Он приводил доказательства великого и смертельно опасного таинства.

— И что же это были за доказательства?

Паша холодно улыбнулся.

— Вероятно, Ловелас, вы не столько невежественны, сколько боитесь. Я не сомневаюсь, что вы уже знаете их. Прежде всего, чума, о которой мне было известно из писем Тадеуша Маркизе. Но он поведал мне и о племени, поднимавшемся из мертвых. Оно было опаснее самой чумы, потому что противилось всем его приказам, какой бы арсенал доступного ему могущества он ни использовал. Он обнаружил источник того и другого и мог больше не сомневаться, что проник наконец в его сердце и что в этом сердце действительно обосновалось какое-то чудовищное зло. Возможно, шепнул он мне на ухо, сам Антихрист. Я посмеялся над этим, но Тадеуш покачал головой и изобразил на лице кривую улыбку.

— Я понял, что вы неверующий, — сказал он с насмешкой в голосе, — но, чтобы распознать зло, вовсе не обязательно быть христианином. Например, не кто иной, как раввин, дал мне совет, как бороться с этим злом.

— Последнее замечание, — продолжал Паша, немного оживившись, — заинтриговало меня. Я вспомнил о евреях в склепе и о том, что они занимались своей работой по указанию какого-то раввина из Праги. Тадеуш подтвердил, что и он, и евреи говорили об одном и том же человеке, раввине Льве бен Бецалеле. Я спросил Тадеуша, как они встретились. Он ответил, что знакомство произошло в одной пораженной чумой деревушке, где раввин Лев, так же как и сам Тадеуш, занимался поисками источника болезни и причин, заставлявших подниматься из могил мертвых. Меня это удивило, и я спросил у Тадеуша, не вампир ли раввин Лев, коль скоро ему известны подобные вещи. Он отрицательно покачал головой.

— Но этот еврей великий и знающий колдун, — сказал он. — Он умудрен во всех областях человеческих знаний, возможно и нечеловеческих тоже. Потому что в гетто ходят слухи, будто бы он магистр науки тайного имени Бога и что для него прошлое и будущее — открытые книги. Я почти поверил в это, ибо как иначе узнал он, что чуму можно остановить, а мертвых успокоить в их могилах, просто содрав плоть с костей всех умерших? Надеюсь, сударь, это объясняет зрелище, которое вы обнаружили на церковном дворе в селении Мельник. Теперь ясно, что чума излечена и что Дух Зла, или кто бы он ни был, не обладает могуществом Бога Иезекииля поднимать из могил сухие кости и вдыхать в них жизнь. Как вы видели, кости в Мельнике спокойно лежат там, где их сложили. Так что смертельная опасность миновала.

Роберт недоверчиво покачал головой.

— Но я не понимаю, почему Тадеуш радовался тому, что опасность распространения заразы была остановлена.

— Тогда у него еще не было чрезмерных амбиций и он не стремился стать поклонником сил Зла.

Паша скривил губы в насмешливой улыбке.

— Как иначе он мог бы действовать заодно с раввином Львом, который был всего лишь смертным, да еще и худшим из смертных, евреем? И все же я могу сказать, что тщеславие Тадеуша было задето, он страдал от зависти и не только негодовал, убеждаясь в учености этого раввина, но и сам желал овладеть знаниями. Сначала он пытался утаить это от меня, но чем ближе мы подъезжали к Праге, где у Тадеуша был дом, в котором он предложил мне остановиться, тем более обнаруживалась его зависть. Вечером того дня, когда мы прибыли в город, он повел меня к реке по узкому и извилистому переулку в тени стен замка, где крохотные домишки отстояли друг от друга всего на ширину плеч, а в воздухе висел тяжелый смрад ядовитых испарений. Тадеуш обвел презрительным взглядом окружавшие нас дома, потом поднял глаза на темную массу замка.

— В Прагу прибыл новый император, — прошептал он, — который собрал здесь всех алхимиков, чтобы они вплели лучи лунного света в золото и придали ему таким образом силу философского камня. Этот император, говорят напуган странными слухами о грядущих несчастьях, намеки на которые обычно приходят в сновидениях или даются небесными знамениями. Поэтому он обратился за утешением к тайным наукам. В этом он, конечно, прав — как иначе противостоять злу, которое теперь повсюду? Но какой же он вместе с тем дурак, если собрал здесь такую массу шарлатанов, в то время как истинная магия находится вон там.

— Тут он взмахнул рукой, — продолжал Паша, — и я посмотрел в указанном направлении. Мы уже прошли этот узкий переулок, и с того места, где теперь стояли, была видна вся Прага. За рекой лежал как на ладони лабиринт тесных и жалких улиц. Эти улицы производили впечатление крайнего упадка и запустения, а все вместе походило на город из сна. Туда и показывал Тадеуш.

— Как известно, — прошептал он, — гетто всегда было и будет тем местом, где сильна черная магия.

Потом он повернулся ко мне, прищурился и спросил:

— Как вы думаете, в чем источник тайного могущества этого раввина?

Я продолжал смотреть в сторону гетто и пробормотал в ответ:

— Вы говорили мне не о могуществе, а об учености.

— А ученость разве не могущество?

Я улыбнулся.

— Если вы, Тадеуш, горите желанием обрести ее, почему бы вам не проникнуть в его разум и не почерпнуть там все нужное прямо из его мыслей?

— Я уже пытался, — ответил Тадеуш.

Я внимательно посмотрел на него, потому что ответ удивил меня.

— И что же вы там нашли?

— Я всю ночь боролся с ним в его снах, и, так же как тот ангел, что сражался с Иаковом у брода, не смог его одолеть.

Он помолчал, потом внезапно снова заговорил шепотом:

— Вы… Вы величайший из нас, но и вам не удастся сломить этого еврея.

— Почему я должен захотеть это сделать? — пробормотал я недовольным тоном.

— Видите ли, я уверен, что он — орудие сил ада.

Я бросил на него хмурый взгляд и сказал:

— Тем не менее именно он остановил чуму.

— Хитрость, сударь, ловкий обман. Вы не знаете этих евреев так, как знаю их я. Мы должны сломать его как можно быстрее, пока его могущество не стало колоссальным. Обладая силой Первого во Зле, чего только он ни попытается натворить!

Мне не