Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, кража тела, например. Потом эта история с цветами…
Юло поначалу решил, будто что-то не понял.
– Какого тела?
– Его.
Человек указал на надгробную плиту Даниэля Леграна.
– Примерно через год после той истории однажды ночью могила была осквернена. Когда я пришел утром, то увидел, что ограда взломана, надгробная плита сдвинута, и гроб открыт. От тела мальчика не осталось и следа. Полиция решила, что это сделал какой-нибудь маньяк-некрофил…
– Кажется, вы что-то еще сказали о цветах… – прервал его Никола.
– Да, и это тоже. Месяца через два после похорон я получил письмо, напечатанное на пишущей машинке. Мне принесли его сюда, потому что оно было адресовано сторожу кладбища в Кассисе. В нем были деньги. Не чек, обратите внимание, а банкнота, вложенная в письмо.
– И что там было написано?
– Деньги – вознаграждение за уход за могилой Даниэля и матери. Ни слова об отце и экономке. Написавший письмо просил меня, чтобы надгробные плиты всегда были чистыми и на них всегда были цветы. Деньги поступали регулярно и после того, как было украдено тело.
– До сих пор?
– Последний раз я получил их в прошлом месяце. Если ничего не изменится, скоро должно прийти новое письмо.
– Вы сохранили старое? Хоть один из конвертов?
Сторож пожал плечами и покачал головой.
– Не думаю. Что касается письма, то ведь прошло уже столько лет, надо бы поискать дома, но сомневаюсь. А конверты… Не знаю, может, какой-нибудь и сохранился. В любом случае, могу передать вам тот, который получу на днях.
– Я был бы вам благодарен. И буду благодарен также, если вы никому не скажете о нашем разговоре.
Сторож кивком дал понять, что это само собой разумеется.
– Не беспокойтесь.
Пока они разговаривали, какая-то женщина в темной одежде, с платком на голове поднялась по лестнице с букетом цветов. Подошла мелкими шажками, словно китаянка, к могиле в том же ряду, где лежали Леграны, наклонилась, ласково провела рукой по мраморной плите, и тихим голосом обратилась к могиле.
– Прости, что задержалась сегодня, но у меня были проблемы дома. Сейчас схожу за водой и потом все тебе объясню.
Она положила цветы на плиту, вынула из специального углубления в ней сосуд со старыми, увядшими цветами и отправилась за водой. Сторож проследил за ней взглядом и предвосхитил вопрос Никола. На лице его читалось сочувствие.
– Бедная женщина, верно? Какая-то черная полоса накрыла тогда Кассис. Произошло это незадолго до той жуткой истории в «Терпении». Обычное дело – обычное, если вообще так можно говорить о смерти. Несчастный случай на воде. Ее сын нырял за морскими ежами, которых продавал туристам на лотке в порту. И однажды не вернулся. Нашли его пустую лодку, стоявшую на якоре поблизости в заливчике, там лежала одежда. Когда море вернуло его тело, вскрытие показало, что он утонул, может, ему стало плохо во время погружения. После смерти парня…
Сторож помолчал и выразительно покрутил пальцем у виска.
– …вместе с сыном она потеряла и рассудок.
Юло посмотрел на женщину – та выбрасывала в урну увядшие цветы, взятые с могилы.
Он подумал о Селин, о своей жене. С ней произошло то же самое после смерти Стефана. Сторож сказал совершенно правильно.
Вместе с сыном она потеряла и рассудок.
Он спросил себя с болью в сердце, неужели и о Селин тоже кто-нибудь говорил вот так, крутя пальцем у виска.
Голос сторожа вернул его на кладбище маленького городка под названием Кассис, к могиле погубленной семьи.
– Если я вам больше не нужен…
– О, простите, месье…
– Норбер, Люк Норбер…
– Простите, что отнял у вас столько времени. Наверное, вам уже пора закрывать.
– Нет, летом кладбище открыто допоздна. Приду потом, когда стемнеет, и закрою ворота.
– Тогда, если позволите, я побуду здесь еще несколько минут.
– Пожалуйста. Если буду нужен, можете найти меня тут или спросите любого в городе. Меня все знают, и каждый покажет мой дом. До свиданья, месье…
Юло улыбнулся. Он решил, что месье Норбер заслужил некоторого вознаграждения.
– Юло. Комиссар Юло.
Человек спокойно воспринял подтверждение своей догадки, никак не выразив своего отношения. Только слегка кивнул, как бы говоря, что иначе и быть не могло.
– До свиданья и большое спасибо.
Сторож повернулся и ушел. Никола проследил за ним взглядом. Женщина в темной одежде наполняла водой из крана возле капеллы сосуд для цветов. Голубь сидел на крыше низкой постройки. В небе парила, направляясь к морю, чайка. Чайки – эти нищенки на море и на суше, – делят между собой отбросы, которые оставляют после себя несчастные существа, не умеющие летать.
Юло принялся рассматривать надгробные плиты. Он смотрел на них, словно они могли заговорить, и лавина вопросов теснилась в его голове. Что случилось в том доме? Кто похитил обезображенный труп Даниэля Леграна? Что связывало драму десятилетней давности с жестоким убийцей, который уродовал своих жертв точно таким же образом?
Он направился к выходу. Минуя надгробие утонувшего мальчика, он задержался на минутку и пригляделся: темноволосый жизнерадостный парень улыбался с черно-белой отретушированной фотографии на эмали. Наклонился прочитать имя. И когда увидел надпись, у него перехватило дыхание. Ему показалось, будто средь бела дня грянул гром, а буквы стали огромными – во всю плиту.
В одно мгновение – краткое и бесконечное – он понял все.
И узнал имя Никто.
Услышал, почти не обратив внимания, звук приближавшихся по бетону шагов. Подумал, что это возвращается к могиле своего сына женщина в темном платье.
Он был взволнован, был потрясен, в ушах у него гремело, как от полкового барабана, и он не обратил внимания на куда более тихие шаги, которые все приближались и, наконец, замерли у него за спиной.
Не обратил внимания, пока не услышал:
– Поздравляю, комиссар. Не думал, что доберетесь и сюда.
Юло медленно обернулся и увидел направленный на него пистолет. Комиссар подумал, что наверное в этот день его удаче пришел конец.
Фрэнк проснулся, когда за окном было еще темно. Открыл глаза и в который уже раз обнаружил, что лежит не в своей постели, не в своей комнате и не в своем доме. Однако сейчас все было иначе. Пробуждение обещало еще один день и те же мысли, что вчера. Он посмотрел влево и в голубоватом свете абажура увидел спящую Елену. Она лежала рядом, простыня лишь отчасти прикрывала ее спину, и Фрэнк полюбовался точеными плечами, плавной линией рук. Он повернулся на бок и приблизился к ней – так бездомная собака осторожно подходит к предложенной незнакомцем пище. Ему хотелось почувствовать, вдохнуть аромат ее кожи.