Гланда машинально сел, но молчал. Начал разговор Осип.

— Да, нехорошо случилось. Жаль мне Егора. Хороший парень. И на тебе: убил боярина.

У Гланда промелькнул вопрос: откуда тог знает? — резко повернулся к боярину.

— Да не убивал он боярина. Я убил его, — вырвалось у него признание.

Глаза Осипа округлились:

— Ты?

— Я! — с вызовом бросил Камбила.

И он всё, как на духу, рассказал Осипу.

— Ах, вот как! Это меняет дело!

Эти слова породили в сердце Гланда надежду. Правда, признавшись в убийстве, он принимал вину на себя. Но об этом даже не думал. Не думал ещё и потому, что этим он предотвращал незаслуженное наказание и так пострадавшему Егору, его другу.

— Тебя домой отвезти? — спросил боярин, когда Камбила замолчал.

Прусс кивнул.

Остановившись у хором Гланды, Осип сказал, что попытается освободить Егора.

— Но сам понимаешь, дело трудное, — помолчав, добавил: — а вдруг тебя бросят вместо него? — боярин развернулся и посмотрел на Камбилу.

— Пусть бросают, если на этой земле нет справедливости, — выпалил Камбила.

— Ты, — заметил Осип, — не торопись так говорить. Во всём придётся разбираться. Ну; бывай, — и он кивнул кучеру.

Когда Камбила остался один, чувство уверенности в помощи Осипа стало развеиваться. И начал думать, что же он может предпринять. Первое, что пришло в голову, — освободить Егора силой и бежать. Но куда? В Москву? «Спасёт нас Москва, — рассуждал он, — на время. Новгородцы пришлют ходоков: так, мол, и так, убит боярин. Захочет ли Москва ссориться с ними, когда и без того натянутые отношения. Что же делать? А что, если махнуть к князю Ивану? Он нас видел, когда мы были у его брата Симеона. Хотя... будь здесь Симеон, пожалуй, бы мог уладить дело. А этот?.. Надо же такому случиться: уехал Оницифер. Этот бы своего помощника в обиду не дал. И так, что же у меня остаётся? И решил попробовать освободить Егора со своими людьми. Другого выхода, похоже, нет. Он вызвал старшего прусса и отдал соответствующее распоряжение. Зачем терять время? Потом они скроются, а старший прусс должен был потихоньку свернуть хозяйство и двинуть в Московию. Но тут возник другой вопрос: «А дадут ли они старшому это сделать. Узнав о случившемся, они могут натравить толпу...

— Мда-а... — Гланда потеребил бородку, посмотрел на старшого и сказал: — а всё же подбери людей ненадёжнее. Осторожно пощупай новгородцев. Дашь денег...

Высокий, здоровенный прусс погладил голову, укладывая разметавшийся рыжий волос, потом ответил:

— Попробую.

Гланда проверил надёжность спрятанных сокровищ, взяв солидную часть. Она должна была пойти на освобождение друга.

А на следующий день к обеду во двор Камбилы въехала знакомая повозка Осипа. Хозяин вылез из неё и, поймав какого-то мальца, сунув ему грош, попросил сбегать за хозяином и сказать ему, что Осип ждёт. Малец хмыкнул носом и, поочерёдно, то на одной, то на другой ноге, поскакал к крыльцу. Вскоре показался и сам хозяин. Он почти подбежал к Осипу. Не поздоровавшись, схватив его за руку, с надеждой спросил:

— Освободил?

Осип покачал головой. Потом, склонив её, тихо спросил:

— Покупка-то удалась?

— Какая покупка? — не без удивления спросил он.

— Да, деревушки Дворянинцева.

Лицо Камбила побелело. Он понял, что его тайна раскрыта и что его ждёт. Но об этом не хотелось и думать.

— Советую, пока не поздно, на некоторое время скрыться, — посоветовал Осип, поворачиваясь к повозке.

Он тяжело поднял ноги, крякнул и опустился на сиденье.

— Пока не освобожу Егора, никуда не поеду! — глядя в лицо Осипа, почти выкрикнул Камбила.

Гость ничего не сказал, прикрикнув кучеру:

— Пошёл!

Пронырливый московский наместник, имея хорошие связи среди новгородцев, быстро узнал. Не только о Камбиле, но и о назревающем событии вокруг Егора и поспешил к князю Ивану. Князь внимательно его выслушал, поднялся с кресла и подошёл к окну. Двора с этой стороны почта не было. Узкая полоска земли и... высокая ограда. Так что смотреть на что-то не было возможности. Вернувшись, остановился около стола, постучал по нему пальцами, не выполнить указание брата он не мог, но и идти на явный разрыв с верхушкой новгородцев тоже не хотелось. И всё же он решился.

— Постарайся незаметно привести его ко мне.

Когда стемнело, в заднюю калитку Ярославого дворища прошмыгнули две фигуры. Иван встретил Камбилу со слегка снисходительной улыбкой. Указав на кресло, князь стал ходить по комнате, слушая прусса о его жизни до последних дней.

Выслушав, князь ещё долго расхаживал, прежде чем сказать ему:

— Собирайся в дорогу. Я дам тебе охрану, — и пояснил: — Так хочет мой брат.

Камбила поднялся, в благодарность склонил голову и ответил:

— Князь, я благодарен вам и великому князю Симеону Иоанновичу за отзывчивость, доброту. Я буду ему, всему вашему роду, Руси верным слугой. Но... да простит меня бог и великий князь, без своего брата, друга и спасителя, чтобы мне ни угрожало, я не поеду.

Князь подошёл к нему. Лицо его оживилось:

— Ты знаешь, боярин, я думаю, мой брат в тебе не ошибся. Его хорошее к вам отношение передалось и мне. Не скрою, сердце только может радоваться такому поступку. Что ж, настаивать не буду. Ступай. Береги себя. А мы подумаем, как тебе помочь.

Наутро личная стража Камбилы докладывала ему, что невдалеке от хором толкались какие-то люди. По говору это были не новгородцы. Камбила догадался, кто это мог быть. И это придало ему решимости. Он предупредил Айни, что им скорее всего придётся покинуть город. Узнав причину, она поддержала мужа, освободив его от ненужных терзаний.

Оницифер Лукич был в глубоком расстройстве. Уже отъехав не один десяток вёрст от Новгорода, он всё не мог понять: зачем посадник послал его узнать, что творится в Орешке. «Оказать им помощь, — полагал он, — подраться со шведом, — другое дело.

А съездить на поглядки... Прав был Егор, что не поехал, говоря, что это пустая трата времени. Хотя как он там...». И тут же в какой раз корил себя, что не отверг просьбу Фёдора Даниловича: «А всё это моя скромность. Ишь, побоялся: если откажусь, то будут говорить, что раз победил и уже возгордился. Тьфу!».

Но как ни честил себя Лукич, он был воин. Отец рано стал приучать его к военным походам. Поэтому между своим чертыханием он всё же не потерял голову. От своего небольшого отряда он выделил несколько человек и пустил их вперёд, чтобы на шведа не напороться. Много их бродит в этих краях.

Через пару дней их пути прискакал один из разведчиков и сообщил, что навстречу движется какой-то странный отряд на нескольких повозках. Лукич тотчас приказал коней и повозки отогнать подальше, а самим залечь в густом кустарнике у дорога.