Последние несколько дней он почти все время спал, а когда изредка просыпался, обычно видел рядом Гринсу, который исцелял его раны или снимал жар, положив ладонь на его горящий лоб. Один раз, открыв глаза, Тавис увидел сидевшую у постели настоятельницу, в темных глазах которой явственно читалась тревога, хотя выражение лица оставалось по обыкновению суровым. Однако сегодня он впервые со времени своего заточения проснулся в пустой комнате. Казалось, он должен был обрадоваться одиночеству, но вместо этого испытал приступ ужаса — словно с минуты на минуту в спальню мог войти Андреас.

— Гринса? — позвал Тавис, откидывая покрывало. Он подошел к двери, с трудом передвигая негнущиеся ноги. — Мать настоятельница?

Он открыл дверь, ожидая, что за ней окажется коридор или другая комната, но увидел перед собой просторный двор, вымощенный разноцветным камнем. В центре двора журчал небольшой фонтан, окруженный скромной клумбой. Прямо напротив стояли здания, подобные тому, в котором он находился, а за ними возвышалась задняя стена святилища. Легкий ветер бросал капли дождя в лицо Тавису и на тонкий белый балахон, в который он был одет.

— Гринса? — снова позвал мальчик. — Есть здесь кто-нибудь?

Никто не ответил, но ветер усилился, и следующий раскат грома прогрохотал над зданиями храма. Тавис неохотно закрыл дверь и вернулся в постель. Он по-прежнему чувствовал усталость и запросто мог поспать еще, но им овладело беспокойство.

Он снова встал и принялся ходить по комнате в поисках своего платья, но через минуту вспомнил, что оно все испачкано в грязи и крови и изрезано отцом Бриенны буквально на ленты. Несомненно, старую одежду выбросили или сожгли — и правильно сделали. Но новой одежды он нигде не нашел. Тавису оставили один только простой белый балахон — одеяние, в котором никак не пристало появляться на людях сыну герцога, тем более будущему королю. Это было невыносимо. Похоже, никакой еды в комнате тоже не было. Гринса и настоятельница просто бросили его здесь одного, без присмотра. А что, если за ним придут стражники Андреаса?

Раздался стук в дверь, и один из священнослужителей заглянул в комнату, прежде чем Тавис успел ответить.

— Вы звали, милорд? Или мне послышалось? — спросил мужчина.

— Тебе не послышалось. Где Гринса? Где настоятельница?

Мужчина улыбнулся и без приглашения вошел в комнату. Тавис собрался было возмутиться, но он хотел получить ответ на свои вопросы, а потому выдворять мужчину не имело смысла.

— Ваш друг Гринса покинул храм. Я не знаю, куда он отправился. Он обещал вернуться завтра утром.

У Тависа пересохло в горле.

— Покинул храм?

— Да, ненадолго. Настоятельница сейчас в святилище, готовится к полдневному богослужению. Она освободится чуть позже. — Мужчина немного помолчал. — Меня зовут Осмин. Мы с вами виделись два дня назад, хотя вы вряд ли помните. Могу я чем-нибудь помочь вам?

Гринса уехал. Кто знает, вернется ли он? Тавис действительно остался совсем один.

— Мне нужна одежда, — наконец сказал он. — У меня нет ничего, кроме этого балахона.

Мужчина кивнул.

— Одеяние послушника.

Тавис прищурился.

— Послушника?

— Да. Гринса и настоятельница решили, что вам лучше ходить в таком одеянии. Герцогские стражники наблюдают за храмом издали. В балахоне вы будете меньше привлекать к себе внимание.

Внезапно у Тависа мороз побежал по коже, словно он снова оказался в темнице.

— Хорошо, — сказал он. — Пока я похожу в этом.

— Еще что-нибудь, милорд?

— Да, я хочу есть. Я не ел уже много дней.

— На самом деле, милорд, я только вчера напоил вас бульоном. Но с радостью принесу вам сыра и хлеба.

— Я имел в виду пищу поосновательнее.

— Боюсь, больше у нас ничего нет, милорд. Разве только вы согласитесь подождать до вечера. Кажется, сегодня на ужин у нас будут дичь и свежие овощи.

Тавис был голоден как волк. Приходилось довольствоваться хлебом и сыром.

— Ладно, — сказал он, отворачиваясь от мужчины. — Неси, что есть.

— Слушаюсь, милорд.

Священнослужитель удалился, тихо прикрыв за собой дверь, а Тавис остался стоять у окна, погруженный в мрачные раздумья. Его нарядили в балахон послушника и кормили из рук вон плохо. Он уехал бы немедленно, будь у него лошадь. Но сейчас, когда стражники Андреаса рыскали по городу, а он еще толком не выздоровел, Тавис с таким же успехом мог вернуться прямо в кентнгернскую темницу и избавить их от необходимости разыскивать беглеца. Ему оставалось лишь ждать Гринсу. Когда (и если) кирси вернется, они уедут отсюда вместе и займутся восстановлением Тависа в законных правах.

Перед мысленным взором мальчика возникло лицо отца, и он потряс головой, словно пытаясь прогнать его образ. Знал ли Яван, где сейчас находится его сын? Или он думал, что Тавис погиб? Да и был ли он сам жив, коли на то пошло?

Стук в дверь возвестил о возвращении Осмина.

— Ваша еда, милорд, — сказал мужчина, торопливо входя в комнату и ставя деревянное блюдо с сыром и черным хлебом на столик у кровати. — Сейчас я принесу вам воды.

Это было уже слишком.

— Неужели у вас нет хотя бы вина? — спросил Тавис, даже не стараясь скрыть своего раздражения.

Осмин остановился и изумленно уставился на него.

— Конечно есть, милорд. Но в этот день и в эту ночь мы его не подаем. Вы сможете выпить вина завтра.

Внезапно до него дошло, где он находился и что за день был сегодня. Все же Тавис не удержался и спросил:

— А какой сегодня день?

— Последний день убывания лун, милорд. Сегодня Черная Ночь.

Их взгляды на мгновение встретились, потом Тавис отвел глаза.

— Я вернусь с водой через минуту, милорд, — тихо сказал мужчина, снова направляясь к двери.

Мгновение спустя Тавис снова остался один; он медленно пошел к кровати, внезапно расхотев есть. Он знал, что сейчас месяц Элинеды, и напряг память, пытаясь вспомнить, что говорилось в легендах о Черной Ночи этого месяца. Что-то насчет посевов, кажется. Если посеянные семена не взойдут к сегодняшней ночи, весь урожай погибнет. Точно. Впрочем, это не имело значения. Здесь, в храме Лукавца, все Черные Ночи походили одна на другую. Сегодня, в святилище, Тавису предстояло встретиться со своим мертвецом. Ему предстояло встретиться с Бриенной.

Молодой лорд был уверен, что не убивал девушку. Он узнал вкус ее губ и аромат нежной кожи. Он обещал оберегать ее честь и решил жениться на ней. В ту ночь он уж точно не помышлял об убийстве. Бриенну убил кто-то другой. Так он сказал Андреасу и прелату и претерпел за это страшные страдания. Конечно, он не сомневался в своей невиновности.