Они по дороге бьют, товарищ капитан. Так как же будем? А?

– Что как же? Ехать надо! – со злостью не столько на шофера, сколько на самого себя за вдруг охватившее его чувство страха крикнул Артемьев. – Раненые вашу машину ждут, а мы ее бросим? Поезжайте!

Шофер так и ехал, не останавливаясь. Он только сильней нажал на газ и еще ниже пригнулся к рулю. Самолеты с ревом пронеслись над их головами. Артемьев едва успел со странным чувством удивления увидеть чужие, японские круги на крыльях и сообразить что все в порядке, что самолеты уже за их спиной, а они продолжают ехать, как впереди появились еще три самолета.

Теперь шофер ничего не спрашивал. Вцепившись в руль, он гнал машину на предельной скорости. Когда самолеты оказались совсем близко, Артемьев дернул за козырек фуражки, крепче надвинув ее как будто она могла защитить голову от пулеметной очереди и, делая это движение, не заметил, что у пронесшихся над ними самолетов были красные звезды на плоскостях.

Шофер сбавил газ и вытер о гимнастку сначала одну, потом другую потную руку.

– Наши! – сказал он, улыбнувшись Артемьеву счастливой, усталой улыбкой.

– Что наши?

– Наши! Ястребки! Со звездами. Японец потому нас и не обстрелял

– Правда наши?

– А вы разве не видели? Наши. «И-шестнадцатые». Вы не подумайте товарищ капитан, – помолчав, сказал шофер, – я вам, как боец обязан сказать, потому что должен беречь командира. Даже летчики на землю ложатся. Я им воду возил аккурат в бомбежку. Видал!

– Ничего, – сказал Артемьев, сердясь на себя за проявленную несдержанность. – Когда нужно будет, и мы ляжем. А сейчас необходимости не было, – добавил он тоном человека, который хорошо разбирается в таких вещах. – Сколько осталось до Хамардабы?

– Километров тридцать. Только я ведь не на Хамардабу, товарищ капитан. Я, километр не доезжая, сверну влево к переправе.

Артемьев хотел было ответить, что ничего, сделаешь крюк в километр, завезешь меня, – но вспомнил о раненых.

– Ладно, слезу на перекрестке.

Они поехали молча. Шофер начал клевать носом.

– Остановите машину, – сказал Артемьев.

Шофер удивленно поглядел на него, но машину остановил.

– Вылезайте. Садитесь на мое место и поспите.

– Не положено, товарищ капитан.

– Я вожу машину, у меня есть права.

Артемьев дотронулся до кармана гимнастерки, где у него действительно лежали любительские права.

– Хуже будет, если на обратном пути заснете и раненых разобьете. Вылезайте! – повторил он уже повелительно.

Шофер вылез. Артемьев подвинулся на его место, а шофер, обойдя машину кругом, сел на место Артемьева и положил себе на колени его чемодан. Несколько минут он недоверчиво следил за тем, как капитан ведет машину, потом успокоился, а успокоившись, мгновенно заснул.

Артемьев не представлял себе, как выглядит место со звучным названием «Хамардаба», к которому они приближались, и даже не знал, что это такое: населенный пункт, развалины, долина, возвышенность?

Когда они, по его расчетам (он не сразу посмотрел на спидометр), проехали около тридцати километров, ему показалось, что влево отходит какая-то дорога. Он уже собирался разбудить шофера, но сообразил, что эти слабо накатанные колеи не могут быть дорогой к переправе.

Потом по степи справа, километрах в двух от дороги, прошли три броневика. Колеи все чаще ответвлялись влево и вправо от дороги, но ни одна из них не была сильно наезженной. Наконец он увидел сворачивавшую влево, хорошо наезженную дорогу и на ней ехавшую навстречу, к развилке, крытую санитарную машину. Он затормозил и тронул шофера за плечо:

– Садитесь за руль. Приехали.

Выскочив из машины, Артемьев принял от шофера чемодан и поставил его рядом с собой на дорогу.

– Можете ехать, – сказал он, захлопывая дверцу кабины.

Шофер приложил руку к пилотке, и машина тронулась. Когда стих шум мотора, Артемьев услышал негромкие далекие разрывы.

Дорога впереди подымалась на пологий холм и скрывалась за ним. Дальше, в километре, виднелись оголенные вершины еще нескольких холмов.

«Наверное, это и есть Хамардаба», – подумал Артемьев и, подхватив чемодан, зашагал по дороге.

Глава пятая

Четырнадцатого мая 1930 года небольшой отряд японской пехоты и кавалерии, действовавший под прикрытием самолетов, перешел монгольскую границу со стороны Маньчжурии и напал на монгольские пограничные заставы у старого, полуразрушенного буддийского монастыря на берегу озера Буир-Нур и у сопки Номун-Хан Бурд Обо, восточной реки Халхин-Гол.

Так начались военные действия в Монголии, которые впоследствии по именам этих географических пунктов – высоты Номун-Хан Бурд Обо, озера Буир-Нур и реки Халхин-Гол – фигурировали в японской печати как номуиханские события, а в сообщениях ТАСС – как вооруженный конфликт в районе озера Буир-Нур и реки Халхин-Гол.

Монгольско-маньчжурская граница, трижды круто изогнувшись, образовала здесь как бы полуостров, с трех сторон окруженный маньчжурской территорией.

С точки зрения успешного развертывания военных действий, переброски войск и снабжения их район Халхин-Гола предоставлял японцам большие преимущества. Ближайшая крупная станция КВЖД Хайлар находилась всего в ста двадцати километрах от этою района, а конечная станция второй строившейся японцами стратегической Халун-Аршанской дороги еще ближе – в шестидесяти, в то время как ближайшей станцией, с которой могли бы снабжаться советские и монгольские войска, была станция Борзя, в семистах километрах отсюда.

В ночь на 28 мая сводный отряд 23-й японской дивизии, численностью в три тысячи штыков и сабель, с пулеметными частями, артиллерией и бронемашинами, скрытно сосредоточился в районе высот Номун-Хан Бурд Обо и Безымянной, две недели назад занятых японской разведкой.

Советско-монгольское командование и его выехавшая в район событий оперативная группа пока что располагали здесь втрое меньшими силами.

По восточному берегу Халхин-Гола занимали оборону полк монгольской кавалерии, монгольский бронедивизион и один, только что подброшенный сюда на машинах, батальон советского стрелкового полка. На подходе было еще несколько артиллерийских батарей и срочно снятая со строительных работ рота саперов. Все остальное находилось еще в глубоком тылу, в движении или в ожидании приказа.

Утром 29 мая, когда Артемьев оказался на Хамардабе, у юрты начальника штаба оперативной группы, и предъявил документы часовому, на восточном берегу Халхин-Гола уже вторые сутки шел кровопролитный бон.

Японцы действовали в соответствии с директивой штаба Квантунской армии и приказом командира 23-й дивизии генерал-лейтенанта Камацубары. В приказе значилось, что дивизия «должна уничтожить монгольско-советские войска в районе Номун-Хана и, переправившись через Халхин-Гол, захватить его западный берег, необходимый как плацдарм для дальнейших действий императорской армии».

Выполняя приказ, японцы после внезапной бомбежки и артиллерийского обстрела на рассвете 28 мая перешли в наступление против советских и монгольских войск, растянутых по фронту на десять километров и имевших в тылу Халхин-Гол – глубокую и