И встать я не встаю, и спать не спится… И так проходит ночь, и утро настает, Все говорят: «Весна…» А дождь не устает – Все продолжает литься! – И я с тоской смотрю, как он идет…

Настя осторожно вылезла из-под одеяла, стараясь непотревожить сладко посапывающего мужа, нащупала ногами тапочки, накинула халати вышла на кухню. Сердце колотилось как сумасшедшее, будто она только чтопробежала стометровку. По лицу ее блуждала улыбка, глаза сияли. Если бы Алексейв этот момент проснулся и увидел свою жену, он очень удивился бы тому, что онав мгновение ока превратилась почти в красавицу, причем без всяких ухищрений икосметики. Но он крепко спал.

* * *

Она даже не предупредила Соловьева о своем приезде. Онавообще не звонила ему после того разговора с Селуяновым. Просто выпила утромдве обычные свои чашки кофе, стакан апельсинового сока, съела гренки с сыром,взяла у Алексея машину и поехала в «Мечту».

Коттеджный городок, умытый ночным дождем и освещаемый яркимсолнцем, сверкал как игрушечка. Грязные потеки, оставшиеся от растаявшего послезимы снега, исчезли, деревья в лесу покрылись густой сочной зеленью, и всевокруг было красочным и радостным. Дверь в дом Соловьева была открыта, в холлесидел уже знакомый Насте милиционер, держа в одной руке сигарету, в другой –книжку.

– Здравствуйте, – обрадованно сказал он. –Давно вас не было. В гости приехали?

– Скорее по делу, – ответила она. – Как у вастут, спокойно?

– Спокойно. Посторонних не было. Скажите, а хозяинзнает, что вы – сотрудник?

– Нет, не должен. А почему вы спросили?

– Он вами интересовался. Просил, чтобы я помог васразыскать. Ну, я, как велели, морду ящиком сделал, якобы не понимаю и не знаюничего. И сменщика моего он на это дело подбивал. Но майор Селуянов наспроинструктировал, так что вы не волнуйтесь. Вы надолго?

– Как получится. Если не разругаемся в первые жеминуты, то часа на два, а то и больше. Вы хотите отъехать куда-то?

– Точно. Сил нет тут сидеть. Владимир Александрович,конечно, человек вежливый, к столу зовет каждый раз, но мне неудобно. Да и неположено. Я бы смотался поесть чего-нибудь горяченького, сигарет купить надо,газеты. Можно?

– Давайте. Только не больше двух часов, хорошо? Иподождите на всякий случай минут пятнадцать. Если я за это время не уеду –можете быть свободны.

Соловьева она нашла в кабинете. Владимир сидел закомпьютером и, судя по всему, правил собственный текст, так как никакогооригинала на иностранном языке Настя на столе не заметила. Он совсем не ожидалее увидеть и в первое мгновение даже не справился с собой, вздрогнул и неловкодернул рукой, смахнув со стола несколько листков бумаги.

Настя наклонилась, подняла их, аккуратно сложила на стол,молча обняла Соловьева и поцеловала его в губы.

– Ну что, Соловьев, поговорим о пожаре? – спросилаона, отходя от него и усаживаясь на маленький кабинетный диванчик.

– О пожаре? – изумленно повторил он. – Окаком пожаре?

– О пожаре далеких дней. Или наш поцелуй былнедостаточно долог?

Краска бросилась ему в лицо. Он медленно снял очки и сталтереть пальцами лоб и виски.

Наш поцелуй прощальный был так долог… На улице среди глубокой ночи – Пожар далеких дней.

– Ты догадалась, – тихо сказал он. – Впрочем,что ж удивляться, ты должна была догадаться. Может быть, ты вообщеединственная, кто мог это заметить.

– Не преувеличивай, любой, кто этим интересуется илизанимается профессионально, мог заметить. Другое дело, что такие люди не читаютлитературу, которую ты переводишь. Для них это слишком примитивно. А те, кточитает боевики и триллеры про ниндзя, якудзa и прочие страсти, вряд лиинтересуются японской классической поэзией. Так что вероятность распознаванияподделки была достаточно мала. Тебе просто не повезло со мной.

– Но ведь это не преступление.

– Конечно, нет, – успокоила его Настя. –Волноваться не о чем. При условии, что автор поставлен в известность.Поставлен?

– Да, он знает. Собственно, на этом все и построено. Онзнает, что его тексты годятся только для употребления в качестве бумаги. Можноотнести в туалет, можно сдать в макулатуру. Он блестящий фантазер, придумщик изнаток специфики, но писать он не может вообще. Совсем не может. Словарныйзапас – как у десятилетнего ребенка. Этого не смог бы читать даже самый тупойпотребитель. Зато он продает свои рукописи по баснословно низкой цене.Фактически даром отдает. Ты, вероятно, знаешь, что за границей цены не такие,как у нас. Там и жилье, и машины намного дешевле, и то, что по нашим меркамсчитается грошами, для них – очень приличные деньги.

– А ты, Володя? Ты-то зачем это делаешь? Тебе многоплатят за обработку?

– Прилично. На жизнь хватает. И потом, мне нравится. Тыже знаешь, я всегда был неплохим стилистом, а вот фантазия бедновата, придуматьничего интересного не могу.

Это была правда. Еще тогда, много лет назад, он пыталсясочинять рассказы, но его тексты больше напоминали стихотворения в прозе. В нихне было ни сюжета, ни характеров, ни конфликтов, ни интриги. Зато были образы,тонкие и необычные сравнения, изящно выстроенные, отточенные фразы, богатый ияркий язык. Соловьев пытался опубликовать свои опусы, но ему везде вежливо идоходчиво объясняли, что это написано непонятно в каком жанре. Не рассказ, неочерк, не новелла. Даже не эссе. Просто нечто художественное.

Когда в издательстве «Шерхан» ему показали рукописьяпонского автора, Соловьев пришел в ужас. Безграмотный текст, сплошь состоящийиз «он сказал», «она подошла», «он ушел», «она взяла». Он сделал над собойусилие и дочитал рукопись до конца и только тогда понял, что за этимбеспомощным лингвистическим лепетом скрывается захватывающий сюжет сголовокружительными поворотами. Но все нужно было переписывать заново. Причемтак, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что автор японец, а не американец ине русский. Книге, написанной русским автором про японскую жизнь, ценаневелика. Это давно известно.

– Я могу попробовать, – нерешительно сказал онЕсипову тогда. – Правда, не уверен, что у меня получится. Но в таком видеэто никуда не годится. Вы уже купили рукопись у автора или только взяли наознакомление?

– Купили, – вздохнул присутствовавший приразговоре Гриша Автаев, коммерческий директор издательства. – Попробуйте,Володя. Жаль будет, если деньги пропадут.

И он попробовал. В рукописи было вполне достаточноэкзотических деталей и подробностей, относящихся к японскому укладу и японскойкультуре, но для стилистики изложения необходимо было имитировать особыйаромат, особый флер образов и оборотов. Соловьев пошел по пути заимствований изклассической японской поэзии, и именно это придало выходящим из-под его перароманам непередаваемое очарование изысканности.