В августе мы отправились с ответным визитом во Францию. Война шла более или менее успешно, и нас встретили с энтузиазмом. Толпы на улицах скандировали: «Vive la Reine d'Angletere», и я была очень рада, услышав приветственные выкрики и в адрес Альберта — «Vive le Prince Albert». Я чувствовала, что император и императрица были наши настоящие друзья.

Во время этого визита был день рождения Альберта, и мы отпраздновали его в Сен-Клу. День был замечательный. Было множество подарков, как это обычно бывало дома, и император сочинил музыку специально для этого случая. Мы вышли на балкон, внизу стояли триста барабанщиков и приветствовали Альберта. Ему исполнилось тридцать семь лет. Я просила Бога благословить и сохранить его на множество лет.

Я подарила ему красивые запонки. На каждой было оставлено место, на котором, как я сказала Альберту, будет выгравировано «Севастополь», когда наши войска возьмут этот город.

Севастополь! Как мы ждали его падения! Это должно было бы означать приближение мира. Но, хотя наши военные действия шли успешно, Севастополь не сдавался. Я призналась Альберту, что мне понравился император. Он посмотрел на меня с улыбкой.

— Мое милое дитя, ты слишком эмоциональна!

— Я знаю.

— Только недавно ты относилась к нему как к выскочке, а теперь, когда он прошептал тебе на ухо несколько комплиментов…

— Ничего подобного! — возразила я. — Теперь я узнала его… лично. А прежнее мнение было составлено по рассказам о нем.

Конечно, Альберт был прав. Он был намного спокойнее меня и менее подвержен влиянию личного обаяния кого-нибудь. Но я очень изменилась за время моего замужества. Я стала немного походить на Альберта. Интересно, думала я, когда мы состаримся, стану ли я такой же, как он? Это было бы значительное улучшение моего характера, только смогла бы я тогда так радоваться жизни?

Мы были уверены в победе, хотя русские по-прежнему удерживали Севастополь, и потому, чтобы отдохнуть от государственных забот, мне предложили на несколько недель уехать из Лондона.

И вот мы, счастливые, отправились в Шотландию. В этом году это было особенно приятно, так как реконструкция Балморала была закончена, и нам не терпелось увидеть его.

Как он мне понравился! Это был настоящий замок. Я была в восторге от внутренней отделки из сосны и шотландки.

— Это совершенство, — воскликнула я. Как чудесно, что это придумал и разработал Альберт — он сделал тщательные расчеты и чертежи… как в Осборне. Его фантазия и замечательный вкус ощущались повсюду.

Однако мы пробыли там недолго, потому что вскоре пришло известие о падении Севастополя. Мы ожидали этого. Город сдался после трехсот девяноста девяти дней осады. Взявшись за руки, мы с Альбертом смотрели друг на друга со слезами на глазах. Мы подошли к окну. На холме поблизости была сложена куча дров, она была там целый год. Альберт торжественно вышел. Я видела, как он поднялся на холм и разжег костер. Это был сигнал. Вскоре я увидела целую цепочку огней, извещавших о падении Севастополя. Еще одно обстоятельство сделало памятным наше пребывание в Шотландии.

— Я пригласил Фритца[59]в Балморал, — сказал Альберт. Я сразу же поняла, что он имел в виду. Он желал брака Фритца и Викки. Он видел Викки прусской королевой. Я сказала, что она слишком молода.

— Я понимаю, свадьба не может состояться, пока ей не будет семнадцати, — сказал Альберт, — но я хочу, чтобы она как следует познакомилась с Фритцем. Я не хочу, чтобы брак стал для нее неожиданностью. Пусть они побудут вместе… узнают друг друга… понравятся друг другу. Я согласилась и с нетерпением ожидала прибытия Фритца в Балморал.

Когда он приехал, то очень мне понравился. Фритц был высокий, широкоплечий и недурной наружности. Он благоговел перед Альбертом, и ему явно внушили, какой это замечательный человек. Это вызвало у нас обоих теплое чувство к нему.

Фритц легко вошел в нашу жизнь. Он старался произвести хорошее впечатление, и было видно, что он восхищен Викки. Было бы удивительно, если бы любой молодой человек не пленился ею, так как она была очень хорошенькая и, разумеется, такая умница, что на нее нельзя было не обратить внимания. Фритц охотился с Альбертом, ездил с нами на прогулки верхом, бывал на пикниках.

Викки нравилось быть в центре романтического приключения. Она знала, о чем идет речь, и вела себя очень кокетливо, то поощряя Фритца, то выказывая к нему полнейшее равнодушие.

Я знала, чего ожидать, когда Фритц попросил разрешения поговорить со мной. Я тут же предоставила ему такую возможность, и он сказал мне, как он счастлив с нами и как он хорошо провел время. Он восхищался Альбертом и мной больше, чем кем-либо на свете, и он полюбил нашу дочь. Позволим ли мы ему официально просить ее руки? Я сказала ему, что мы с Альбертом ожидали этого.

Он был в восторге. Такой милый мальчик — хотя, собственно говоря, уже и не мальчик. Ему, наверное, было около двадцати шести — намного старше Викки, но еще молод; к тому же Викки не могла бы быть счастлива с очень молодым человеком. Ей нужен был кто-то постарше, более опытный, иначе она стала бы главенствовать во всем. Я рассказала о происшедшем Альберту.

Мне показалось, что он немного расстроился. Я могла понять, что в подобном случае его уязвляло, что обращались с таким предложением ко мне, а не к отцу, как это было заведено. Но я ведь была королева.

Альберт очень расчувствовался, представив свою малютку Викки… замужем. Меня всегда несколько раздражало его исключительное внимание к Викки, и как я ни старалась подавить его, мне это редко удавалось.

— Это то, чего ты хотел, — сказала я резковато. — Ты же сам это и устроил и сам выбрал Фритца.

— Я знаю, знаю. Так должно случиться. Но как мы будем скучать по ней!

— У нас есть еще дети. Он печально улыбнулся.

— Они — не Викки.

— Я знаю, ты обожаешь ее. В твоих глазах она всегда права. Я надеюсь, что у нее будет такой же покладистый муж, как и отец.

Альберт посмотрел на меня своим обычным взглядом, как на капризного ребенка, которого необходимо урезонить. Это часто раздражало меня, в особенности, когда речь шла о Викки.

— Викки, — сказала я, — талантлива и хороша собой, но ты все время показываешь, что любишь ее… больше всех нас.

— Liebchen!

— Все это очень легко — принимать удивленный вид, притворяться… но ведь это ясно… Викки то, Викки это… Викки очень хорошая, настолько хорошая, что нужно постоянно доказывать, как плох Берти, чтобы лишний раз показать, как хороша она. — Виктория, что ты говоришь?