Я посмотрела на него. Мой милый, милый Альберт. На его прекрасном лице проступила боль. Он так много трудился, и все ради других… ради страны… ради семьи… ради всех нас. Он ужасно мучился ревматизмом. Он носил парик, потому что волосы у него редели, а темный цвет парика бледнил его. Я тут же раскаялась и подбежала к нему.

— Альберт, ты должен позаботиться о себе.

— Мое милое дитя, ты перескакиваешь с одного на другое.

— Мне приходит в голову мысль, и я высказываю ее. Я всегда была такая. Он погладил меня по голове.

— Это не твоя вина. Тебя так воспитали… поощряли твои вспышки… никогда не пытались исправить твой характер. Мое бедное, бедное дитя.

У меня промелькнула мысль, что, когда Викки выйдет замуж, она уедет в Пруссию, и в его сердце освободится место для меня.

Странные мысли и чувства к собственной дочери. Я полагаю, меня мучила ревность, когда Альберт уделял ей так много внимания.

Альберт устроил поездку в горы. Отправились всей семьей, кроме самых маленьких детей. Нас сопровождали мои любимые слуги Джон Грант и Джон Браун.

Прогулка увенчалась успехом. Фритц получил свой шанс. Он и Викки ехали рядом, немного поодаль от остальных. Я могла увидеть по их лицам, что Фритц сделал предложение Викки, и она его приняла.

Когда мы вернулись в замок, Викки, как я и ожидала, пришла к нам в комнату; подбежав к Альберту, она обняла его.

— Папа, — сказала она, — я выхожу замуж за Фритца. — Затем она повернулась ко мне.

— В этом для нас нет ничего удивительного, — сказала я, целуя ее. — Твой отец всегда считал, что это будет прекрасный союз.

— Но, Викки, тебя не заставляют и даже не уговаривают согласиться на брак… если это противоречит твоим желаниям, — быстро сказал Альберт.

— Я знаю, мой любимый папочка, — сказала, нежно улыбаясь ему, Викки.

— Со свадьбой придется подождать, — продолжал Альберт!

— Конечно, папа. — Она взглянула на него с ужасом. — Как я могу покинуть тебя… — тут она посмотрела на меня, — вас обоих.

— Это в природе вещей, — напомнила ей я.

— И до этого еще три года, — успокоил ее Альберт, и они обменялись любящими взглядами.

— Я не представляю, как я смогу оставить тебя, — вновь сказала Викки.

— Мы будем видеться, — сказал Альберт. — Мы будем приезжать в Пруссию, а ты в Англию.

— О да, — сказала Викки. — Мы будем видеться… часто, правда? Альберт кивнул. Он обнял нас обеих.

— Я буду молиться, — сказал он, — чтобы моя милая Викки была так же счастлива, как мы с твоей матерью.

Мы не желали, чтобы о помолвке Викки стало известно; она еще молода, и до свадьбы было еще долго. Но, видимо, шпионы повсюду, и весть о помолвке тут же просочилась в газеты.

«Кто это, Фридрих Прусский? — гласили заголовки. — Еще один мелкий германский князек». Повторялась старая история о том, как семейство Альберта завладевает Англией.

Пруссаки отплачивали той же монетой. Удачный ли это брак? Какое приданое у невесты? Фридрих — будущий прусский король. Англичане, кажется, забыли об этом. Свадьба должна состояться в Германии.

Я очень рассердилась, когда услышала это. Эти немцы действительно возомнили о себе. У нас вышла небольшая сцена с Альбертом, потому что он всегда их оправдывал. Я обвинила его в том, что он соглашается на все их условия, тем самым делая этот брак более выгодным для Германии. Альберт пытался меня успокоить.

— Это обычный шум, поднимаемый прессой. Им нужно что-то спорное и сенсационное, чтобы увеличивать тиражи своих газет. У монархии самые благие намерения, «Таймс» хочет внести раздор. Не позволяй им раздражать нас, поскольку в этом их главная цель. Мы можем нанести им поражение, только игнорируя их. В дальнейшем все образуется — и, конечно, свадьба Викки состоится в Лондоне. Конечно, он был прав. Как всегда.

Крымская война завершалась, и я решила учредить медаль, которая стала бы высшей наградой для военных, совершивших подвиги в борьбе с врагом и доказавших свою преданность родине.

Медаль называлась Крест Виктории и имела форму мальтийского креста, выполненного в бронзе. В центре была корона, поддерживаемая львом, а вокруг короны свиток с надписью «За доблесть». Медаль крепилась на лавровой ветви, а снизу крест поддерживала большая буква V.

К моей большой радости, я наконец-то увидела эту легендарную женщину, мисс Найтингейл, которая так много сделала на полях сражений со своими сестрами милосердия. Когда она вернулась в Англию, я пригласила ее во дворец на ужин. Я была удивлена и растрогана этой встречей; мисс Найтингейл выглядела очень привлекательной, с мягкими манерами настоящей леди… восхитительная, изумительная женщина, поразившая мое воображение.

За столом она рассказала мне о жизни в Крыму, и ее рассказы вызывали одновременно сердечную боль и гордость.

Я потом сказала Альберту, что встречи с такими людьми, как мисс Найтингейл, и рассказы о наших храбрых воинах возродили во мне веру в человечество, заставив на время забыть об этих ужасных смутьянах.

Наконец эта злосчастная война кончилась. Как я была рада! Альберт и я обсуждали условия мира. Альберт сказал, что он был вполне ими удовлетворен: Черное море на какое-то время было в безопасности, Россия потерпела поражение и Турция была спасена.

Народ Англии ликовал. Как я была счастлива, стоя на балконе Букингемского дворца, отвечая на приветствия толпы. Потом я поехала в Спитхед на морской парад. А когда в Олдершоте я объезжала войска, солдаты приветствовали меня, снимая каски и подбрасывая их в воздух, а драгуны поднимали сабли и размахивали ими под общие крики «Боже, храни королеву».

Я была очень довольна, что меня сопровождал Берти. Он прекрасно выглядел на коне, и народ кричал «Да здравствует принц Уэльский», на что он отвечал с достоинством, наполнявшим меня гордостью. Я рассказывала об этом впоследствии Альберту. Он улыбнулся и сказал:

— О да, Берти очень хорошо умеет принимать благодарность за то, чего он не сделал.

— Его приветствовали как наследника престола.

— Вот именно, — сказал Альберт. — Все, что от него требуется, это существовать. То, что он ничего не делает, не имеет ни малейшего значения.

— Он еще слишком молод, чтобы делать что-нибудь.

— Кроме того, как овладевать знаниями и готовиться к будущему.

Я не стала продолжать разговор. Я была слишком счастлива, чтобы дать разразиться очередной буре.

Это было замечательно, что народ любил Берти, и что ему нравилось показываться ему; а самое замечательное было в том, что кончилась эта несчастная война.

Мне удалось довольно долго избегать беременности, но это не могло длиться вечно, и среди этих волнений я обнаружила, что это снова произошло! Благодаря дивному хлороформу я уже не ожидала родов с таким ужасом, как раньше.