Последнее относилось к Волосану, который выполз из мешка и норовил улечься перед каминами.

— В первую очередь нужно прогреть не твою шкуру, а рацию, — вежливо разъяснил Бармин обиженному псу. — Плюс двенадцать! Раздевайся, Волосан, скоро будем загорать!

— Ай да молодец! — похвалил самого себя Семёнов, поглаживая блоки. — Хорошо, что догадался с самого начала упрятать вас в мешки.

— Отошли? — спросил Гаранин.

— Пожалуй, да. Можно монтировать.

— Плюс тринадцать! — дикторским голосом возвестил Бармин. — Граждане отдыхающие, если вы не успели приобрести плавки, снимайте кальсоны и прикрывайте срам рукой!

— Сейчас я тебе найду занятие, — пригрозил Семёнов.

— По специальности, разумеется? — Бармин элегантно шаркнул унтом.

— По физиотерапии, — подтвердил Семёнов. — Берись-ка за блок, с той стороны. Мы сами, Андрей.

— А у тебя, Саша, появился конкурент, — заметил Гаранин. — Этак ты своё место потеряешь.

Волосан прилёг рядом со спящим в мешке Филатовым и зализывал царапину на его лице. Филатов беспокойно всхрапнул.

— Так бы я не сумел, — позавидовал Бармин. — Придётся оформить его на полставки фельдшера. Да ещё полярная надбавка плюс суточные — ого! Волосану от невест отбоя не будет!

— Осторожнее! — прикрикнул Семёнов. — Не мешок с картошкой перетаскиваем.

Поставив на место очередной блок, присели, отдышались. Семёнов взглянул на термометр, отключил два камина и распустил молнию каэшки. Его охватила истома, неодолимо клонило в сон, так бы и улёгся на полу где угодно, лишь бы на часок отдаться блаженному забытью. Встряхнулся, открыв воспалённые глаза.

— Чуть было не заснул.

— А ты спал, дружок, минут десять, — улыбнулся Гаранин.

— Да ну? — Семёнов покачал головой. — Старая истина, даже на секунду нашему брату нельзя размагничиваться. Чего не разбудил?

— Рука не поднялась. И к тому же музыку слушал. Никогда бы не подумал, что рёв дизеля может доставить человеку такое сказочное наслаждение. Гармония звуков! Кстати, Сергей, а почему он всё-таки заработал, в чём там было дело?

Семёнов пощёлкал пальцами.

— Как бы лучше приноровиться к невежественной аудитории… Когда Веню озарило… ну, когда он сказал: дадим дизелю прикурить, — вспомнил, что в сильные морозы при ручном запуске так делается. У нас горючая смесь не самовоспламенялась, она была… с чем бы сравнить… ну, вроде тола без детонатора. А пламя, поднесённое к воздушному фильтру, как раз и сыграло эту роль.

— Стареем мы с тобой. Стыдно признаться, а ведь я своими глазами наблюдал на Скалистом… Георгий Степаныч вот так же над дизелем священнодействовал, когда в полярную ночь аккумуляторы сели. И слова те же: «Дадим ему, родимому, прикурить!» И вот на тебе — вылетело из памяти…

— Саша, небось, слушает и думает: «Расхныкались, старые склеротики!» — Семёнов подмигнул Бармину, застегнул каэшку, поднялся. — Отдохнули? Давайте заканчивать, а то в Мирном, бьюсь об заклад, нас уже похоронили.

— Кого похоронили? — Филатов испуганно приподнялся, протёр глаза. — Меня?

Все засмеялись.

— Жить тебе до ста двадцати лет, возлюбленное чадо мое, — басом изрёк Бармин, погладив Филатова по голове. — До величавой серебряной старости. Она у тебя будет прекрасной. Как подойдёшь к пивной, люди начнут расступаться и почтительно шептать друг другу: «Это он, тот самый долгожитель Филатов, который в прошлом веке в обнимку с небезызвестным Волосаном дрых на куполе Антарктиды. Пустите его вне очереди!»

— Звонок ты, сколько надо, столько и проживу, — пробурчал Филатов, вставая и обводя радиорубку мутным взором. Прислушался. — Тарахтит?.. Ну, я потопал.

— Погоди, кофейку выпей! — крикнув ему вслед Бармин.

— Потом, — отмахнулся Филатов, притворяя за собой дверь.

— Пропала, Саша, впустую твоя баллада, — посочувствовав Семёнов. — Андрей, пока мы заканчиваем, сними показания для сводки. Берись за блок питания, док.

— Держит нагрузку?

— Нормально. — Дугин кивнул на щиток контрольно-измерительных приборов. — Сам очухался или подняли?

— Волосан, собака, всего облизал. — Филатов провёл рукой по лицу. — Как вода в ёмкости?

— Быстро нагревается, каждые полчаса сливаю.

— Снег добавляешь?

— А как же.

— Погоди… — ошеломлённо произнёс Филатов. — Каждые полчаса? Так сколько же я прохрапел?

— Да часа три.

— Брешешь.

— Собака брешет, а человек говорит, — обиделся Дугин.

Филатов распахнул каэшку, прислонился к дизелю и с наслаждением зажмурился от хлынувшего на него тепла.

— Не всегда говорит.

— В каком смысле? — насторожился Дугин.

— А в том, что иной, когда надо говорить, молчит.

— Ты о чём?

— Сам знаешь.

— Неужели ты про этот паршивый аккумулятор? — изумился Дугин. — Намекаешь, будто я нарочно смолчал?

Филатов не ответил.

— Даже смешно! — Дугин выдавил из себя смешок. — Нет, ты в самом деле? Пойми, просто не до того было, внимания не обратил. Вот не ожидал, что из-за такой ерунды…

— Подонок ты, Женька. — Филатов сплюнул. — Очень уж тебя, видно, начальство когда-то напугало.

— Вот чудак! — Дугин пожал плечами. — Что мне с ним, детей рожать?

— Прикажут — родишь, — насмешливо ответил Филатов.

— Да брось дуться, Венька, — дружелюбно проговорил Дугин. — Год целый зимовать вместе, перекурим это дело… Ну, не сориентировался я, что ли… Ты уж только это… не трепись Николаичу… Я ж тебе объяснил, просто не до того было… Не скажешь?

Филатов снова сплюнул.

— Не скажу…

— Пальцы мои, пальцы. — Семёнов ожесточённо растирал руки. — Как бы НН СПГ не получить…

— Какой СПГ? — не понял Бармин.

— «Вон с ключа, сапог!» — засмеялся Гаранин. — Только что-то мне подсказывает, Сергей, что на этот раз тебя не погонят, даже если ты будешь работать со скоростью пять знаков в минуту.

Семёнов огорчённо подвигал плохо гнущимися пальцами, вздохнул и надел наушники. Все притихли; даже Волосан, осознав серьёзность момента, перестал скалить зубы и, жмурясь, привалился к камину.

«ЦЕКЮ, ЦЕКЮ, —

медленно отбивал на ключе Семёнов, —

всем, всем, всем. 22 февраля в 17 часов антарктическая научно-исследовательская станция Восток возобновила свою работу. Аппаратура работает нормально, люди здоровы.

Начальник станции Семёнов».

— Всё? — не выдержал Бармин.

— Ш-ш! — остановил его Гаранин. — Это первая — для всех, сейчас пойдёт диспетчерская.

Семёнов промассировал указательный палец и продолжил:

«УФЕ, УФЕ, Мирный, Шумилину. 22 февраля в 17 часов станция Восток расконсервирована. Приступили к работе. Трёхдневное молчание было вызвано неисправностью дизелей и отсутствием энергии. Электростанция восстановлена. Все здоровы, готовы к приёму самолётов с грузами и людьми. Максимальная температура 46, минимальная 51, ветер южной четверти 3–5 метров в секунду, видимость тридцать километров, атмосферное давление 462.

Семёнов».

Потом был долгий эфирный разговор, Семёнов слушал, что-то отвечал и, наконец, снял наушники и выключил радию.

— Порядок? — спросил Гаранин.

— Порядок.

— Что в Мирном?

— Метёт, двадцать три метра.

— Сказал Белову, чтоб не суетился?

— Ага… У Крутилина ребро сломано, в этот сезон отлетался… Тебе от Наташи радиограмма, пишет, что любит. Нашла кого…

— А что Вера? — улыбнулся Гаранин.

— Только