А она была так напугана, что не успела найти…

Мэри вскакивает с лежанки.

Она вспомнила, наконец-то вспомнила!

Жаль, что так поздно.

Кто-то загораживает вход в пещеру. Становится совсем темно, но Мэри успевает рассмотреть вошедших. Их пятеро, все как на подбор высокие и широкоплечие, у одного грязной тряпицей перевязана ладонь. Вооружены, но не торопятся стрелять. Стоят и смотрят на нее, хотя сквозь тупое недоумение пробивается страх. Они, наверное, не ожидали, что она будет совсем нагая. Ее уязвимость в их глазах обретает волшебную силу, и, почувствовав их нерешительность, Мэри глухо рычит.

Она втягивает струю воздуха так мощно, что у нее слипаются ноздри. Мужчины отступают, напуганные ее хриплым дыханием. Что это с ней? Уж не взялась ли колдовать? От них несет навозом и дешевым джином, железом и конским потом, ужасом и похотью, и лишь один запах Мэри никак не может уловить. Запах крови Ронана. Значит, они его еще не поймали, потому что просто так он бы им не дался. Нужно предупредить его, пусть бежит прочь. Он обязательно должен выжить.

Мэри кричит и сразу понимает, как неверно он истолкует ее крик.

Схватив перчатки, Ронан бросился из кабинета и, надевая их на ходу, помчался в кухню, где сбил с ног кухарку, налетел на стол, опрокидывая блюда с пирожками, прорвался к двери и ринулся в конюшню. Открыл первые же стойла и вспрыгнул на пегую лошадь, вцепившись ей в гриву вместо узды. Обезумев, лошадь понесла его во двор, и последнее, что он увидел, прежде чем за спиной промелькнули ворота, было лицо отца.

Отец стоял в дверях кухни, бледный от гнева.

За ним теснились гости, Агнесс и пастор, и ему предстояло многое им объяснить…

Но порадоваться, что отец попал в передрягу, Ронан не успел.

Он скакал, понимая, что чем ближе к пещере, тем дальше он будет от матери.

Ее там нет.

Ее, наверное, и в живых-то уже нет…

Баронесса Мелфорд была так утомлена и глубоко погружена в свои невеселые думы, что не сразу заметила, когда дорогу ее фаэтону преградила группа пьяных деревенщин. Они должны были бы посторониться и пропустить экипаж леди – мясник, а с ним еще какие-то грязные типы, может, те, что пришли тогда пугать Милли, а может, другие. Все они на одно лицо. Но ее кучеру пришлось угрожать и даже взмахнуть кнутом, а они еще что-то кричали…

Что-то про фейри.

Лавиния стряхнула с себя сонную одурь и прислушалась.

– …Да кабы мы знали, что они такие дохляки, разве б мы их боялись? Она ж даже укусить меня толком не сумела…

– Дык они разные все, у каждой твари свои фанаберии…

– Ничего, мистер Хант на всех найдет управу, как в парламенте окажется. Все будут по половице ходить да в железных ошейниках красоваться. И пастор наш тоже, – рыкнул мясник, потирая замотанную тряпьем ладонь. – Мистер Хант обещался его упрятать подальше…

– Пока он там обещается, у меня в брюхе уже оркестр разыгрался. Пойдемте, ребята, в кабак. Все ж от Уитби путь неблизкий.

– А с какой радости он ее вообще в Уитби велел тащить? А не к себе домой?

– Небось, новый траурный сюртук себе на месте справит. Там траурных лавок, что грязи.

…Они наконец-то убрались с дороги, и кучер хлестнул лошадей и украдкой посмотрел в лицо леди Мелфорд: она была бледна как смерть, и глаза у нее были такие страшные, такие безумные, и что-то столь нечеловеческое, жуткое, злобное проступило в чертах обычно нежного, ангельского личика, и кажется, она постарела разом на десять лет, что кучер испугался – и нащупал в кармане железный гвоздь. Что ж это такое-то? Неужели и она – тоже?… И правда, не может же быть такая красавица обыкновенным человеком… Но прикосновение к железу не помогло. Леди Лавиния осталась такой же страшной. Прямо смерть, только косы в руках не хватает.

Кучер почувствовал себя счастливым, когда наконец избавился от общества своей госпожи возле ступеней Мелфорд-холла.

– Я пришла так скоро, как только смогла!

Ронан молчал.

– У нас не получилось уехать сразу… Начался переполох, мистер Хант сказал, что в его доме произошел грабеж, что ты взломщик… Он не признался, что ты его сын.

Ронан молчал.

– Я бы ночью прибежала, но дядя поставил кресло у моей двери и просидел так до утра. А под окном посадил Диггори, ты можешь себе такое представить? Думала, убегу после завтрака, но дядя усадил меня рядом с собой, и мы так до ленча просидели. Просто сидели и молчали. Но потом к нему пришел староста, и мне удалось улизнуть…

– Нест, мне все равно.

Если бы каменные стены горели, Агнесс вернулась бы на пепелище. А так пещера была просто разгромлена. Угли из очага разбросаны и растоптаны в пыль, от ящиков из-под контрабандного чая, служивших им стульями, остались груды досок, лежанку Мэри кто-то тщательно разворошил, потоптавшись на овчине сапогами. Замирая, Агнесс перебирала клочья овчины и холста, высматривая бурые пятна и отчаянно надеясь, что ничего не найдет. Подушечки пальцев царапнуло что-то жесткое, с острыми краями. Раковина с той дурацкой шкатулки, которую Агнесс когда-то смастерила. Мэри прятала раковины в своем ложе. Теперь ее нет, а они остались.

– Она была без платья, а они нагрянули целой толпой… – послышался шепот Ронана, стоявшего на коленях у разгромленного очага. – Целая толпа негодяев… Что, если отец позволил делать с ней, что захотят, раз он все равно ее убьет… понимаешь? Да ничего ты не понимаешь!

Агнесс подошла к нему и погладила по свалявшимся волосам, прижимая его голову к своему подолу.

– Ш-ш-ш, не отчаивайся раньше времени. Я знаю, кто нам поможет. Мой дядя.

– Ты хочешь, чтобы он соборовал меня перед смертью? – бросил Ронан и вырвался из ее объятий.

– Нет, он поможет нам иначе. Мистер Линден ведь не просто священник, Ронан. Он у меня колдун.

Впервые они шли в пасторат рука об руку, не боясь чужих глаз и злых языков. Барышня в скромном дневном платье с кружевными манжетами, а подле нее – коренастый парень, грязный, как будто его окунули в болото, в разорванной рубахе, с щетиной на впалых щеках. Встречные крестьяне всерьез подумывали о том, не отогнать ли от леди этого оборванца, но никто так и не решился. Очень уж диким был взгляд его черных глаз, в которых – прохожие могли поклясться! – вовсе не было белков.

Агнесс не стала стучаться в дверь, тем более что дверь никогда не была заперта, просто нужно же горничным чем-то заниматься. Они вошли в стылый холл – бывшую трапезную, в которой задержалась стужа минувших веков, – и так же медленно поднялись по лестнице, оставив позади Дженни. Служанка уронила метелку из перьев и приоткрыла рот, но не смогла сказать ничего соответствующего случаю. В ее услугах гость не нуждался. Цилиндра у него не было.