Возле особняков де Гизов и Омалей происходило то же самое, но здесь гугеноты в доспехах расхаживали взад-вперед, словно патрулируя у стен этих двух гизовских твердынь. Наиболее шокирующее свидетельство того, что ситуация выходит из-под контроля, явилось во время ужина у королевы-матери, который она, несмотря на ажиотаж, решила, как всегда, провести публично. Начисто презрев всякое уважение к ее королевскому статусу, барон де Пардайян Сегюр, гугенот из Гаскони, подошел к столу Екатерины, громко выкрикнул, что приверженцы новой религии не успокоятся, пока не свершится правосудие над виновниками покушения на адмирала. Если у Екатерины еще оставались какие-либо сомнения, то после такой явной угрозы она поняла: план необходимо срочно привести в действие. В мемуарах, написанных спустя много лет после этих событий, Марго подтверждает, что угрозы Пардайяна «выказали злые намерения гугенотов напасть на короля и ее самое [Екатерину] в ту же самую ночь».

Для того чтобы действовать открыто и легально, заручившись поддержкой короля, Екатерине предстояла неприятная задача. Необходимо было проинформировать короля о начале акции по усмирению гугенотов. Королева должна была сказать сыну, что не только Гизы планировали убийство Колиньи, они с Анжуйский также участвовали в заговоре с самого начала. На роль гонца королева-мать выбрала Реца, зная, что сын любил его и доверял ему. Лишь после того, как Рец подготовит почву, она сможет поговорить с Карлом сама.

Примерно в девять вечера 23 августа Рец отправился к королю в кабинет, где и поведал, что его мать и брат были замешаны в нападении на Колиньи. Как вспоминает Марго, он предупредил короля о том, что вся королевская семья ныне находится в большой опасности. «Гугеноты планируют схватить не только герцога де Гиза, но и королеву-мать, и Вашего брата, — убеждал Карла посыльный Екатерины. — Они также считают, будто король тоже дал согласие на покушение на адмирала. Поэтому принято решение в ту же ночь обрушиться на них и прочих по всему королевству».

Едва поверив своим ушам, Карл боролся с нахлынувшими чувствами, судорожно соображая, что делать. Хуже всего было осознание полной беспомощности: как ему следует поступать, как защититься? «Екатерина отлично сыграла роль, но с особенно тонким мастерством она нанесла последний удар тем, кто дерзнул посягнуть на ее власть», — заметил один из историков, описывая момент, когда королева-мать в сопровождении Анжуйского, Невера, Таванна и Бирага вошла в комнату Карла, чтобы убедить его в необходимости действовать. Екатерина начала со старых обид в адрес адмирала, особенно с «Сюрприза в Мо» и убийства капитана Шарри, друга и преданного слуги короля, погибшего, как многие считали, по приказу Колиньи. Франсуа, герцог де Гиз, также упоминался в числе многочисленных жертв адмирала-злодея. Мать припомнила долгие годы бедствий в королевстве, наступившие по вине гугенотов. Что же до грядущей войны с Испанией, то как посмел адмирал затевать эту авантюру, когда король и его совет отклонили эту инициативу? Бушеванн, их шпион в отеле де Бетизи, привел убийственные цифры — без сомнения, чтобы напугать Карла, — огромное количество гугенотских войск находилось в Париже, еще столько же направлялось к городу.

Вначале король кричал, что все это ложь, ведь «адмирал любит меня, как сына. Он никогда не позволит причинить мне вред!» Наконец, увещевания матери и мрачные реплики ее сторонников сломили сопротивление Карла. Чувствуя, что лучший друг предал его, он начал прислушиваться к словам Екатерины, а она развернула перед ним план убийства вождей гугенотов в Париже, начав с адмирала. Принцев крови из дома Бурбонов нужно было оставить в живых и заставить отречься от протестантской веры под страхом смерти. Наконец, слишком молодой, слабый здоровьем и духом король, у которого голова шла кругом, отчаянно воскликнул: «Тогда убейте их всех! Убейте их всех!» — и этот крик остался в веках главной памятью о Карле IX. Вероятнее всего, он имел в виду тех, кто числился в списке Екатерины, но никак не всех гугенотов Франции, как стали считать впоследствии. Массовая резня не могла положить конец жгучим религиозным проблемам, а вот убийство избранных личностей лишило бы еретиков их вождей. Король подготовил и одобрил список тех, кого надлежало казнить: он желал придать делу статус законности. Кто был занесен в список, неизвестно, — его так никогда и не обнаружили, что не удивительно; однако его наличие не подвергается сомнению.

С получением монаршего одобрения план должен был быть приведен в исполнение немедленно. Были написаны и разосланы необходимые распоряжения. Герцог де Гиз получил задание подвести своих людей к отелю «де Бетизи» и убить адмирала. Вызвали Ле Шаррона, прево торговой гильдии, и сообщили ему, что войска гугенотов в данный момент находятся уже на подходах к городу. Ле Шаррон получил приказ мобилизовать ополчение, закрыть все крепостные ворота и охранять прочие выходы из города. Поперек Сены выставили баржи, скрепленные цепями, чтобы устранить возможность бегства водным путем. Для защиты домов самих ополченцев к каждому из них был направлен вооруженный стражник с белой повязкой на правой руке, они стояли у дверей с зажженными факелами. Горожанам-католикам раздали оружие для самозащиты, а перед ратушей поставили пушки. Собственно убийствами должны были заняться личные телохранители короля и войска Гизов, руководимые Гизом, Омалем, Невером, Таванном и Ангулемом, внебрачным сыном Генриха II.

Сигналом к началу акции — убийству Колиньи — должен был служить звон колокола на Дворце Правосудия в три часа утра. Вышло так, что на звоннице Сен-Жермен-л'Оксеруа ударили в колокол минутой раньше, и бойня началась. В мемуарах Таванна описывается, как непосредственно перед роковым ударом колокола Екатерина вдруг заколебалась. Вероятнее всего, что опасалась она не угрызений совести, а провала операции. То, что Колиньи и другие люди обречены на смерть, Екатерину беспокоило мало. Убийство протестантского вождя она считала необходимым практическим мероприятием, требующим решительности и выдержки. Эти качества, отметим, в полной мере проявлялись у нее, когда речь шла о защите династии Валуа.

Людям Гиза понадобилось всего лишь несколько минут, чтобы, выйдя из Лувра, оказаться возле отеля «де Бетизи». Гиз, верный известному принципу «хочешь сделать хорошо, делай сам», лично возглавил отряд. Де Коссен, верный слуга Гизов, капитан гвардейцев, которые со вчерашнего дня охраняли отель, вошел в дом адмирала и сообщил, что явился гонец от короля, требующий срочно поговорить с ним. Ничего не заподозрив, дворецкий Колиньи спустился отпереть дверь, и де Коссен тут же заколол его кинжалом. Одному из швейцарских гвардейцев, приставленных к адмиралу Генрихом Наваррским, удалось взбежать наверх. Он сдвинул тяжелый комод и забаррикадировал дверь спальни адмирала. Услышав шум, искушенный в схватках Колиньи, понял, что это конец. Он попросил халат, оделся и велел Мерлену, капеллану, молиться вместе с ним. Амбруаз Паре, по случаю находившийся там, обратился к адмиралу со словами: «Сударь, Господь призывает вас к себе, двери взломаны, и некому нас защитить». Адмирал отвечал: «Долгое время я готовился к смерти; спасайтесь, ибо меня вам уже не спасти. Я вручаю душу свою Господней милости». Адмирал бесстрашно ждал своего часа, а Телиньи выкарабкался на крышу в надежде привести помощь, но был застрелен снизу со двора. Амбуаза Паре и других не тронули.