Если верить воспоминаниям Анжуйского, когда герцогиня де Немур вошла в заговор, оставалось только найти подходящего убийцу. Первым кандидатом для королевы-матери и ее сына стал «некий гасконскии капитан», которого они затем отвергли как «слишком переменчивого и легкомысленного для нашей цели». Невероятно, но незадачливому кандидату было сказано, мол, все это — лишь игра, и говорить тут нечего. Анжуйский и Екатерина, наконец, сошлись нашли того, кого искали. Идеальным кандидатом на роль убийцы стал не кто иной, как Шарль де Лувьер де Моревер, дворянин, убивший лучшего друга Колиньи — де Муи — во время Третьей гражданской войны и получившего за это награду короля! Заговорщики знали, что у него достаточно циничного хладнокровия — угрызения совести из-за того, что он убил своего бывшего наставника Муи выстрелом в спину, Моревера отнюдь не терзали.

Анжуйский утверждает, что Моревер был «более чем подходящим орудием для наших замыслов… Следовательно, не теряя времени, его вызвали и, незамедлительно сообщив ему, что от него хотят, добавили: если он заботится о собственной безопасности, пусть лучше не отказывается послужить нам». Таким образом, заговорщики во главе с Екатериной намекнули Мореверу, что его жизнь в смертельной опасности, если он случайно попадет в руки Колиньи. После жарких дискуссий они «снова держали совет о том, каким способом выполнить задачу, и нашли наилучшим предложение мадам де Немур: она придумала произвести выстрел из окна дома, где жил Вильмюр — бывший учитель герцога де Гиза: это место как нельзя лучше подходило для наших планов».

Екатерина чрезвычайно ловко использовала Гизов, как следует все рассчитав. Разумеется, после смерти адмирала гугеноты станут мстить, однако и король, и его мать останутся вне подозрений. Дом, из которого Моревер станет стрелять, принадлежит Гизам. Герцогиня де Немур и сама жила там какое-то время. Протестанты обвинят Гизов, увидев в убийстве лишь продолжение кровавой вражды между Шатильонами и Лотарингским домом. Гизы, в свою очередь, всецело воодушевились при мысли об окончательном сведении счетов, да еще и под защитой Екатерины! Таким образом, королева-мать преследовала двойную цель: прежде всего — убить Колиньи, но, если Гизы падут жертвой мести протестантов, она достигнет еще одного результат, а именно — устранения обоих домов, угрожавших государству постоянными попытками взять под контроль монархию с момента смерти Генриха II.

Однако прежде, чем Колиньи погибнет, должна была свершиться свадьба, символ — как это виделось Екатерине — религиозного и национального умиротворения, которое воцарится вслед за тем. 16 августа кардинал де Бурбон провел официальную церемонию обручения в Лувре. Сама свадьба должна была состояться через два дня, хотя разрешение папы еще не прибыло. «Благодарить» за это следовало усердие кардинала Лотарингского, который по прибытии в Рим занимался в основном тем, что кляузничал в Ватикане всякому, кто соглашался послушать, расписывая Екатерину как женщину опасную и двуличную. Не зная об этих кознях, королева-мать попросила его встретиться с обычно сговорчивым Григорием XIII и походатайствовать. Лотарингский высокомерно ответил: он-де в Риме «по сугубо личным делам», так что помочь ничем не может. До появления кардинала французский посол уже почти договорился о разрешении, но из-за распространившихся толков о коварстве Екатерины переговоры были отложены, а потом увенчались отрицательным ответом.

Кардинал де Бурбон, хотя и жаждавший брака между племянником и Марго, в приступе излишнего благочестия отказался проводить церемонию без разрешения папы. Наконец Екатерина вышла из терпения и решила провести Бурбона. Она показала ему поддельную бумагу, якобы пришедшую от французского посла в Риме, гласившую: разрешение получено, бумаги вскоре прибудут с курьером. Затем велела, чтобы границы близ Лиона были закрыты до окончания церемонии, дабы противоположное сообщение из Рима никак не просочилось. Кардинал поддался на уловку и согласился венчать Генриха и Марго.

К этому моменту в городе буквально искры сыпались от религиозного и политического напряжения. Пришли вести, что Колиньи сразу же после церемонии уедет, ибо его жена на сносях и может родить в любой момент, а он хотел бы посетить ее перед экспедицией в Нидерланды. Король также ждал первого ребенка от Елизаветы Австрийской, устроившейся в Фонтенбло, в сельской тиши. Карл решил покинуть город, напоминавший пороховую бочку, как можно скорее и распорядился приостановить деятельность всех учреждений до конца праздников, то есть до воскресенья, 24 августа. А 26 августа двор покинет Париж.

Утром 18 августа 1572 года девятнадцатилетняя невеста готовилась к церемонии. Она провела ночь в епископском дворце возле собора Нотр-Дам. Чем ближе становился день свадьбы, тем меньше интереса проявляла к ней Марго. Екатерина спросила дочь, еще в апреле, согласна ли та выйти за Генриха Наваррского — то был сугубо формальный вопрос, требовавший столь же формального согласия. Марго позже вспоминала об этом: «У меня не было ни воли, ни выбора, кроме ее собственных, и я умоляла ее запомнить, что моя католическая вера крепка». Девушка приходила в ужас при мысли, что надо будет оставить блестящий двор и удалиться жить в Нерак, в дикие земли, в заточение к гугенотам. Это непосредственное дитя забав, флирта и моды боялось быть похороненной заживо во владениях супруга. Теперь, когда Жанна скончалась, Марго стала немного спокойнее: возможно, ей удастся очаровать суровых подданных мужа и внести веселье в жизнь королевского двора Наварры. Хорошо зная свою мать и боясь ее, Марго не питала иллюзий относительно своего будущего. Случись в дальнейшем религиозные конфликты, лагерь ее мужа не станет доверять ей, да и ее собственная семья тоже. Так что придется ей стать изгнанницей, если этот брак окажется вовсе не той цементирующей силой, как было рассчитано. Как ни слабо Марго была привязана к матери и старшим братьям, все же она боялась оказалась покинутой ими.

В понедельник, 18 августа 1572 года, Марго, одетая в сверкающее драгоценностями платье, корону с опушкой из горностая и синюю мантию со шлейфом длиной в тридцать футов, который несли три принцессы, стала королевой Наваррской. Она вспоминает, как величественно выглядела в тот день, надев «все драгоценности королевского дома». Сопровождаемая с двух сторон братьями, королем Карлом IX и герцогом Анжуйским, невеста прошла на специально сооруженный помост возле собора, где проходила первая часть церемонии. Марго «до последнего молча боролась: хотя и не сопротивлялась, но и не давала согласия». Когда она появилась на помосте вместе с братьями, Генрих Наваррский поднялся на возвышение с другой стороны в сопровождении Анри Конде и нескольких вельмож, включая адмирала де Колиньи. По случаю свадьбы и жених, и братья невесты были одеты в одинаковые одежды из палевого шелка, расшитые серебром. Анжуйский, не в силах противостоять желанию украсить свой костюм еще пышнее, добавил себе ток с перьями и тридцатью жемчужинами. Королева-мать снова, как и для свадьбы Карла, сменила черное одеяние — на темно-фиолетовое платье из парчи.

Прозвучали фанфары, возвещавшие о прибытии жениха с невестой и королевской семьи, и все стихло; толпа молча созерцала первую часть бракосочетания. Пара преклонила колени перед кардиналом де Бурбоном. Генрих, в ответ на заданный ему вопрос, согласен ли он взять в жены Марго, ясно ответил: «Да». Кардинал спросил Марго, согласна ли она взять в мужья Генриха, но принцесса молчала. Тот задал вопрос еще раз, но ответа не последовало. Наконец король, взбешенный этим неуместным упрямством, подошел к сестре и резко склонил ее голову, как будто она кивнула, соглашаясь, и вернулся на свое место. Так Марго стала женой Генриха.