я танцевать

Ни за что на свете.

Тогда спляши, подружка,

Под дудочку мою.

Ах, я плясать согласна

Под дудочку твою.

Есть обычай в доме нашем:

Нам сыграют — мы запляшем.

Под любую дудочку

Мы с тобой запляшем.

ВЕЧЕР ТОГО ЖЕ ДНЯ

Лестничная площадка, лестница ведет наверх. Г е р т а  закрывает дверь своей квартиры, кладет ключ под половик.

Э р н с т (поднимается снизу). А Грета не у тебя?

Г е р т а. Нет.

Э р н с т. Что-то с ней случилось, раз она не пошла в госпиталь.

Г е р т а. Пусть придет ко мне.

Э р н с т. А ты ко мне?

Г е р т а. У тебя же дежурство.

Э р н с т. Именно поэтому.

Г е р т а. Эрнст. Ведь ты будешь стоять на углу и встретишь нас дубинкой.

Э р н с т. Не тебя.

Г е р т а. Сделаешь для меня исключение? Чтобы любить меня, когда вернешься домой.

Э р н с т. Зачем ты так.

Г е р т а. Но ведь это правда.

Э р н с т. Значит, мы должны рассориться из-за политики? Знаешь, меня уже знобит.

Г е р т а. Мне нужно к нашим.

Э р н с т. Ну, иди.

По лестнице поднимается  К у н е р т.

К у н е р т. Поздно, Герта. Перед входом в комитет стоят штурмовики и никого не пускают. А на другой стороне улицы стоят полицейские и наблюдают.

Э р н с т. Гитлер стал рейхсканцлером законным путем.

Г е р т а. Поговори еще о демократии, о серьезных проблемах, о неопровержимых аргументах. Гитлер вам объяснит, что к чему, когда дорвется до власти.

К у н е р т. Некоторые думают, что у него ничего не выгорит.

Г е р т а. Если бы рабочие вышли на улицу, мы бы еще сегодня покончили с этим выродком.

К у н е р т. На улице полно народу, только нас нет.

Вверх по лестнице поднимается  Ф р е д, держа в руках несколько небольших пакетов.

Ф р е д. Пропустите меня.

Г е р т а. Наш индивидуалист обладает завидным душевным равновесием. Разгуливает себе преспокойно, словно ничего не случилось.

Ф р е д. В конце концов, должен же я что-то есть. А вы что делаете на лестнице? Теперь, наверно, каждый будет обязан отчитаться в своих поступках.

Г е р т а. И торговать идеалами вразнос, от двери к двери, и при этом шепотом жаловаться, что мир непостижим. «Человеку дано лишь мечтать о своем предназначении».

Ф р е д. Что-то знакомое.

Г е р т а. Я прочла это на клочке бумаги, который выудила из твоей мусорной корзины.

Ф р е д. Да, из этого у меня ничего не вышло.

Г е р т а (смеясь). Сам теперь видишь!

Ф р е д. Не заводи меня! Я сыт по горло. Еще слово, и меня стошнит всеми высокими фразами, которые я проглотил. «Германия, пробудись!» Как наш Бир в своей лавке с гробами. Германия — разве это не Фауст? Не Гельдерлин? «Скрипят на ветру немые холодные флаги!» Пока они в бессилии не поникнут над окровавленными человеческими останками. Перед входом в партийный комитет стоят штурмовики с кинжалами. И с пистолетами в карманах.

К у н е р т. Я пробрался во двор, но сделать ничего нельзя, все закрыто, кроме окна клозета.

Э р н с т. Думаешь, кто-нибудь через него проберется? Штурмовики только того и ждут.

К у н е р т. Герта, там списки наших. (Пауза.) Листовки нужно вынести и уничтожить.

Г е р т а. Нет, спрятать.

Ф р е д. Если оборотная сторона у них чистая, отдайте мне. Мне бумага пригодится. (Герте.) Не кипятись, это я так. У меня они будут в сохранности. В крайнем случае — я их в чемодан и в хижину.

Г е р т а. Ты это сделаешь?

Ф р е д. Перестань причитать. Давай сюда листовки, а я возьму чемодан.

Оба уходят.

Э р н с т (смотрит на часы). Ничего не поделаешь, нужно идти. У меня дежурство.

К у н е р т. Скоро вечер. Может, они наконец угомонятся?

Э р н с т. Будем надеяться. Ты видел Грету?

К у н е р т. Она была во дворе.

Э р н с т. Опять. Она должна была пойти к Герте. Но, может быть, все не так уж плохо.

К у н е р т. Если бы еще успеть организовать единый фронт…

Э р н с т. Разве нам не по пути, пусть даже и вниз по лестнице?

Оба уходят.

Ф р е д  и  Г е р т а  одновременно выходят из своих комнат.

Ф р е д (берет пакет). Так, сюда.

Г е р т а (пока он закрывает чемодан). Что для тебя всего важнее? Но, чур, не валять дурака.

Ф р е д. О таких вещах не говорят вслух, получается слишком высокопарно. Давай уж лучше валять дурака.

Г е р т а. Нет, скажи.

Ф р е д. Всего важнее для меня — встретить человека, не в книге, а в жизни. Для начала с меня достаточно.

Г е р т а. Но один человек — ничто.

Ф р е д. Я ведь тоже имею в виду не безвоздушное пространство. Встретить человека — это уже кое-что. И понять, что ты его теряешь, даже если об этом не сказано ни слова.

Г е р т а. Так с нами и было. В последнее время мы едва здоровались. А помнишь, как мы ездили в твою хижину? Нам было хорошо тогда — кругом луга, овраги, поросшие лесом, лунный свет. И это должно было случиться тогда, а мы испугались. А потом это случилось, но не с нами.

Ф р е д. Глупо, правда? Видеть перед собой зеленые ветви и ждать, пока их не засыплет снегом. Красота тоже виновата: когда мы хотим поймать ее, она уходит от нас.

Г е р т а. Не надо! (Отворачивается.) Я сейчас. (Уходит в свою комнату, возвращается с веткой сирени.)

Ф р е д. Зачем?

Г е р т а. Ты тоже должен радоваться, что пишешь такие стихи. Не только я.

Ф р е д. Белая сирень посреди зимы. Наверно, дорого.

Г е р т а. Последние деньги до выплаты пособия. Ну и пусть. За красоту не жалко отдать последнее. Когда любишь — не задаешь вопросов, не знаешь сомнений. (Раскинув руки.) А я люблю! (Идет по лестнице.) Мне нужно глотнуть зимнего воздуха. (Сбегает вниз по лестнице.)

Ф р е д (поднимая чемодан). Чего только не было со мной сегодня.

По лестнице поднимается  Г р е т а.

Г р е т а. Мне нужно к Герте, в ее комнату, она разрешила.

Ф р е д. Ну иди. Дверь открыта.

Г р е т а. Я могу и здесь постоять.

Ф р е д. Как хочешь.

Г р е т а (тихо). Ты не мог бы быть со мной чуть-чуть повежливей? (Садится на ступени.)

Ф р е д. Да, я знаю. Мне Эрнст сказал. Тебе больно?

Г р е т а. Болит, потом перестает, а потом опять болит.

Ф р е д. Я когда-нибудь изуродую этого типа.

Г р е т а. Моего отца? Это его не изменит. Но все-таки спасибо тебе. (Смотрит прямо перед собой.) Убежать бы. Снег идет. Словно тянет куда-то. И даже когда идешь одна в темноте и плачешь, все равно — это счастье.

Ф р е д. Счастье?

Г р е т а. Снег падает густыми хлопьями, и вкусный.

Ф р е д (смотрит на нее). А они говорят, что ты иногда бываешь нахальная.

Г р е т а. Иногда. Ты так никогда не говоришь. Я читала твои стихи. А вот у меня только два слова. Одно я говорю совсем тихо — печаль, а другое быстро-быстро: радость. И закрываю глаза. Вот