Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марко с энтузиазмом отзывается об этой торговле, особенно при перечислении животных, драгоценными мехами которых торгуют посланцы. «Маленькие животные огромной цены, – удивляется он, – из которых извлекают большую прибыль и великие блага; таковы соболя и горностаи, белки и эрколины, и черные лисицы, и много других драгоценных животных, дающих дорогие меха». Однако вспомнив, какие трудности приходится терпеть торговцам мехами в столь суровом климате, этот не знающий покоя путешественник и любитель чувственных наслаждений отворачивается в смущении. «Они устраивают дома под землей из-за великих холодов, которые бывают там, и они всегда живут под землей». Перспектива оказаться запертым на несколько месяцев в подземном жилище отвращает Марко от мечты разбогатеть на торговле мехами.
Любителю просторов, солнца и интриг пора двигаться дальше.
За дикими просторами, где добывают пушнину, Марко находит еще более мрачную страну: Долину Тьмы, которая названа так из-за полярной ночи и иногда именуется «страной теней». Казалось бы, он описывает аллегорическую страну, однако Марко убежден, что речь идет о реальном месте сразу за границей сферы влияния монголов – воистину отдаленном от центра власти, в котором он освоился за два минувших десятилетия.
Несмотря на негостеприимный климат, горстка монголов решалась углубиться в эти земли, предпринимая необычные меры безопасности. Они «приезжают на кобылах, имеющих жеребят, и оставляют жеребят на границе, под надзором сторожей, потому что кобылы, возвращаясь к своим детям, чутьем и по запаху находят путь к жеребятам лучше, чем люди». Единственную причину для столь рискованных путешествий в эти земли Марко, разумеется, видит в торговле. «Весьма большое количество мехов, и очень дорогих», в том числе соболя, горностаи «и много других дорогих мехов».
Марко находит добрые слова для обитателей страны теней. «Эти люди очень красивые, рослые и статные, – с облегчением отмечает он, – но они очень бледные и бесцветные, и это происходит от недостатка солнца». Марко успел познакомиться с холодами монгольских степей, но в его описании зима в этих местах суровее всего, что ему довелось испытать. «Величайшие холода, какие бывают на свете, так что от них спасаются с огромным трудом». Он так красноречиво описывает укусы мороза, словно сам страдал от них. «Если бы не множество печей, которые там имеются, – предостерегает он, – люди не могли бы спастись от гибели при слишком большом холоде. Но благородные и могущественные люди строят их из благочестия, как у нас госпитали. И в эти печи все люди могут сбежаться, когда есть нужда. Потому что столь жестокий холод стоит, когда люди возвращаются к дому или идут из одного места в другое по делу, что они, выйдя из одной печи, почти замерзают, пока доберутся до следующей, хотя печи так часты и так близко одна к другой, что, как говорят, разделены всего шестьюдесятью шагами». Не видя причин сомневаться в таком положении дел, Марко сообщает, будто очень часто случается, если человек недостаточно тепло одет, или не может быстро идти по старости, или более слабого сложения и здоровья, чем другие, или оттого, что его дом слишком далек, он падает на землю, не сумев добраться от одной печи до другой, и умирает там. Однако другие, проходя мимо, сразу подбирают его, и ведут к печи, и раздевают его, и, когда он там согреется, природа его восстанавливается и он возвращается к жизни.
Марко ступает на более надежную почву, переходя к описанию печей, напоминающих сауну. Он говорит о «толстых бревнах, сложенных в квадрат друг на друга», добавляя, что «они так смыкаются, что между ними ничего не видно, а сочленения очень хорошо проконопачены известью или чем иным, так что ни ветер, ни дождь туда не попадает. Наверху крыши есть окно, в которое выходит дым, когда внутри разводят огонь, чтобы обогреть их. Там в изобилии поленьев, которые люди складывают помногу в огонь и делают большую поленницу, и, пока поленья горят и дают дым, верхнее окно открыто и дым в него выходит. Когда поленья больше не дымят, окно закрывают толстым войлоком, а головни и уголья продолжают тлеть, и от них в печи очень жарко. Однако в нижней части, а именно в боку печи, есть окно, закрытое очень хорошим и толстым войлоком, каковое окно они открывают, если им нужен свет, а ветер не дует». Такие сооружения там настолько часты, что «каждый благородный или богатый человек» может похвалиться такой печью.
Местные источники Марко – торговцы и купцы, действительно побывавшие в этой диковинной стране, – утверждали, что живущие там люди – большие любители выпить. Они рассказывали, что дворяне и «богачи», мужчины и женщины, а также «мужья, жены и дети» собираются человек по пятьдесят с единственной целью – напиться «превосходного вина», сдобренного медом. «Там есть люди, которых можно назвать трактирщиками, – продолжает Марко, – которые торгуют им. Такие компании отправляются в таверны и пьют целый день… Вечером трактирщик подсчитывает, сколько они выпили, и каждый платит долю за себя, жену и детей, если они там были».
Особое время отводилось исключительно для женщин, которые вволю напивались по обычаю своего пола. «Когда дамы остаются на целый день, – сообщает Марко, – они не выходят, когда желают помочиться, но их служанки приносят большие губки и подкладывают под них украдкой, так что другие не замечают. Потому что одна как будто разговаривает со своей госпожой, а другая подкладывает губку, и хозяйка, сидя, мочится в губку, а потом служанка забирает наполненную губку, и так они делают, когда захотят».
Последняя картина этого народа, которую рисует Марко, основана на слышанном им анекдоте, гротескна и комична. Он начинает: «Когда мужчина, напившись, шел вечером со своей женой домой, его жена присела, чтобы помочиться, и волосы у нее на ляжках из-за сильного холода примерзли к траве, так что женщина не могла двинуться с места и кричала от боли». Марко продолжает грубый анекдот: «И тогда муж, который был очень пьян, пожалел жену, нагнулся и стал дуть, чтобы отогреть лед теплым дыханием. И, пока он дул, влага в его дыхании замерзла, и волосы его бороды смерзлись с волосами на ляжках женщины. И он тоже не мог двинуться от сильной боли, и остался