шелками, было куда ярче венецианского. И мужчины и женщины у монголов носили «дел», или кафтан, –  длинную верхнюю одежду с клапаном спереди, с рукавами достаточно длинными, чтобы в холода закрывать кисти рук. Их часто шили из шелка. Под кафтанами и мужчины, и женщины носили просторные штаны, а женщины еще и юбки. Несомненно, Поло, шествовавшие по венецианским набережным и площадям в ярких кафтанах, вызывали любопытные взгляды и пересуды. Если и прически у них были монгольскими, они должны были еще сильнее бросаться в глаза. Мужчины в Венеции скрывали волосы под шапками, а монголы заплетали длинные волосы в косицы и сворачивали в кольцо за ушами, да еще выбривали макушки, оставляя только локон спереди.

Марко Поло, сумевший стать своим в Монгольской империи, вернувшись в Венецию, обнаружил, что стал чужим на родине.

15

Блудный сын

И этой грезы слыша звон,

Сомкнемся тесным хороводом,

Затем, что он воскормлен медом

И млеком рая напоен!

Трое Поло после двадцатипятилетнего отсутствия подошли к Ка Поло и постучали в дверь. Ее открыл незнакомый человек, равнодушно взглянувший на них. Так гласит официальное сообщение, опубликованное в 1559 году венецианскими властями и ученым по имени Джованни Баттиста Рамузио; он сравнивал их судьбу с судьбой Одиссея, вернувшегося на родную Итаку в обличье старика и увидевшего, что никто его не узнает. Так и Поло с отчаянием убедились, что родственники заняли их дом, ошибочно предположив, будто Марко вместе с отцом и дядей погиб или навсегда сгинул в чужой земле. Недоверие жителей дома усиливалось тем, что Поло мало напоминали настоящих венецианцев. «В их чертах и манере речи было нечто неуловимо татарское, они почти позабыли венецианский язык. Их одежды были сильно поношены, скроены из грубой ткани и на татарский манер», –  сообщает Рамузио.

Первым среди усомнившихся в личности прибывших был Маттео Поло, сводный брат Марко. Прежде они никогда не встречались; Марко мог и не знать о существовании Маттео. Зато Маттео слышал о Марко: более того, на случай внезапного возвращения в Венецию его отца и дяди были приняты юридические предосторожности. Пятнадцатью годами раньше, 27 августа 1280 года, дядя Марко, носивший то же имя, написал завещание, назначив своими душеприказчиками невестку Фьордилиже и ее мужа Джордано Тревизана, «пока мои братья Никколо и Маттео не вернутся в Венецию. После того только они должны быть моими душеприказчиками». Диктуя эти слова, старый Марко не мог знать, что они когда-нибудь пригодятся, как случилось при неожиданном появлении Никколо, Маттео и младшего Марко.

Условия завещания обеспечивали если не Марко, то братьям Поло столь необходимое им законное положение в семье и в сообществе венецианских купцов.

Еще одно распространенное предание повествует о злоключениях вернувшегося домой дяди Марко, Маттео. Правда, жена признала его, но не желала терпеть на нем монгольского кафтана, с которым тот не хотел расстаться. Чтобы избавить мужа от этой экзотической одежды, она самовольно отдала ее прохожему бродяге. Маттео, вернувшись вечером домой, спросил, что сталось с его монгольским нарядом; он беспокоился тем больше, что по многолетней привычке зашил в него все свои драгоценные камни.

Когда жена нехотя призналась, куда девала одежду, он, если верить рассказам, рвал на себе волосы и бил себя в грудь, пытаясь изобрести способ вернуть безвестного бродягу, завладевшего его состоянием. К счастью, Венеция была маленьким городом. На следующее утро он вышел на Риальто, в центр венецианской коммерции, и стал ждать появления нужного человека. Говорят, что он принес с собой прялку без кудели и крутил ее, изображая безумного. Собравшаяся толпа глазела на него и расспрашивала, он же на все вопросы отвечал: «Он придет, даст Бог, придет!»

Слухи о появлении на Риальто безумного старика Маттео Поло возбудили общее любопытство. Однако бродяга, завладевший драгоценностями Поло, так и не появился. На следующий день Маттео повторил выступление, и на следующий день тоже. И вот он пришел –  бродяга в поношенном монгольском кафтане. Увидев этого странного человека, Маттео бросился на него, отобрал одежду и нащупал спрятанные в швах камни. Все оказались на месте. Маттео вернул себе драгоценности и отправил злосчастного бродягу восвояси.

Рамузио передает еще одну легенду о Поло. Он слышал, по его словам, «от великолепного мессера Гаспаро Мальпиеро, весьма старого господина исключительной добродетели и честности, имевшего дом… ровно посередине… Корте-дель-Милион» –  квартала, где стоял старый дом Поло. «Тот утверждал, что слышал это от своего отца и деда и от некоторых стариков, его соседей».

Рассказ старого аристократа начинался с того, что венецианские Поло с недоверием отнеслись к личности своих так долго отсутствовавших родственников. Вместо того чтобы принять их с гордостью и радостью, они выглядели смущенными. Марко, его отец и дядя решили пригласить всю родню на роскошный пир. Они готовились к этому событию «благородно и с великолепием в своем старом доме». С началом пиршества в канале теснились гондолы; гости высаживались и ожидали путешественников, в надежде получить подарки из дальних стран или иные доказательства, что эти трое измерили Шелковый путь вдоль и поперек, как утверждали. Вместо этого гости оказались на самом необыкновенном маскараде.

Едва гости расселись по местам, появились вернувшиеся Поло. Трое путешественников были наряжены в длинные просторные одеяния из дорогих тканей, сшитых в венецианском стиле. Чуть позже они сняли одежды и разорвали их на куски, раздарив обрывки прислуге. Озадаченные гости взялись за еду, а между тем Поло снова сменили одежду, представ перед собравшимися в красных бархатных нарядах. Их они тоже разорвали и раздали слугам. Если Поло стремились создать впечатление, что в Азии так разбогатели, что могут, не моргнув глазом, раздавать дорогие ткани, им это вполне удалось.

Но демонстрация на этом не кончилась. Под конец праздника Поло вновь переоделись и снова раздали обрывки одежды, удивляя гостей своей щедростью. Затем они вышли и вернулись в грубых монгольских одеждах, в которых были в день прибытия в Венецию, когда их отказались узнавать.

Если верить Рамузио, который, возможно, приукрашивал, но не выдумывал, все трое взяли ножи и принялись вспарывать швы монгольских нарядов, «извлекая из них огромное количество самых драгоценных камней, таких как рубины, сапфиры, карбункулы (темно-красные гранаты), алмазы и изумруды, которые зашили в каждую из означенных одежд с таким искусством и таким образом, что никто не мог и подумать, что они там. Потому что, уезжая от великого хана, они выменяли полученные от него богатства на множество рубинов, изумрудов и других драгоценных камней,