Настоятель принял меня тотчас же.

– Ну, сказывай – удалось найти?

– Удалось.

– Где навершие и риза?

– Где им быть? В Боровске ныне.

Настоятель сильно удивился, усадил меня на скамью.

– Рассказывай.

И я подробно рассказал, как и где нашел Иону и что Трифон оказался изменником, Иудой, как удалось найти похищенное и добраться с Ионой до Боровска, где вручили настоятелю навершие и ризу.

– Где же Иона?

– Остался в Боровске, сослался на дела, сказал, что доберется сам.

Настоятель задумался, потом, поднявшись, поблагодарил. Я поклонился и вышел.

Меня не оставляла надежда, что отцы церкви обо мне теперь забудут, желательно – надолго, и не скажут невзначай о моей персоне князю Овчине-Телепневу.

Я зажил прежней жизнью, но в душе поселилась тревога, маленький такой червячок сомнения. Не станет ли меня теперь шантажировать настоятель, решая свои проблемы? А с другой стороны – раз смогла меня найти церковь, при желании может найти и кто-либо другой, тот же московский князь. И чего ему неймется? Я ведь исчез из его жизни, не напоминая абсолютно ничем. Рот всегда держал на замке. Или он опасался, что, попади я к палачу, расскажу на дыбе все, что знаю? Пытки выдержат немногие, только фанаты веры, убеждений. А может быть, мне стоит самому пробраться к князю и прирезать его? Причем втихую, без свидетелей? Тогда и концы в воду, искать будет некому. Душа противилась. Одно дело – убить врага в бою, защищая свою жизнь, другое – убийство исподтишка. Нет, я не мог пасть столь низко.

В голове промелькнула одна мыслишка. Надо ее обмозговать в тишине. И чем больше я об этом думал, тем больше убеждал себя, что стоит попробовать.

А вспомнил я вот о чем. Еще будучи на службе у князя, исполняя его задание на Муромской дороге, я проник в сон князя и предотвратил отравление ядом его и его семьи. Не попробовать ли мне снова проникнуть в сон и внушить ему мысль, что искать меня не надо? Так и порешил.

Я лег спать в своем кабинете, сказав жене, что надо обдумать дела. Прилег на мягкую софу и даже слегка придремал. Около полуночи решил, что пора действовать. Закрыл глаза и в полудреме вызвал в памяти образ князя. Долго не получалось – образ в памяти потускнел, что ли?

Затем из туманного облака возник княжеский лик. Я сосредоточился, с помощью телепатии, или как уж там это состояние называется, попытался проникнуть в мысли или сон князя.

Медленно выплыло из грез милое женское лицо, на голове кика, богато расшитая жемчугом, золотые височные кольца. Видение охватывает женщину всю, целиком. На ней красный сарафан, из-под которого выглядывают носки алых сафьяновых сапожек. И главное – обстановка вокруг нее. До меня начинает доходить, что это все – убранство Кремля, а женщина – супруга государя. Ни фига себе видения у князя! Это он мечтает или все происходит наяву? Вот мужские руки, унизанные перстнями, начинают раздевать государыню.

Нет! Я вздрогнул, пришел в себя. В такой амурный сон не полезу, мне там делать нечего. Видно, не зря слушок ходил… лучше займусь княжескими мыслями и видениями в другое время.

Но не зря, ох не зря разыскивал меня князь, пытаясь навеки заткнуть мне рот. Весь следующий день меня так и подмывало рассказать Елене, что удалось увидеть. Лишь усилием воли я запретил себе это. То, что известно женщине, вскоре будет известно всем. А это верный путь на плаху – если не по велению князя, так по воле государя.

На другую ночь я повторил попытку, на сей раз более удачно. Княжеский сон был умиротворяющим – луг, цветы, ручеек весело блестит под солнцем. Пора вмешиваться.

Я занял все видение князя и почувствовал, что он вздрогнул.

– Узнаешь ли меня, княже? Я – бывший твой дружинник, на которого ты прогневался за подозрение облыжное. Не виновен я перед тобой ни в чем, разве только жизнь твою спас. И теперь ты жизнью своей со мной навеки, до смерти связан. Я умру – и ты погибнешь, меня схватят – и тебе не жить. Понял ли меня, княже?

Я убрался из княжеского сна. Не стоит перебарщивать. Лучше через некоторое время повторить сеанс, твердо вбив в голову князю, что искать меня не надо.

Уснул я далеко за полночь, утомленный, но довольный содеянным.

А через несколько недель в церкви священник Питирим вновь отвел меня в сторонку и попросил посетить настоятеля монастыря отца Савву.

«Что опять случилось? – думал я, подъезжая к монастырю. – Неужели снова какая-то кража или монах исчез? Пошлю их всех подальше, так недолго и в кабалу попасть».

К моему удивлению, игумен встретил меня приветливо, усадил в кресло, а не на скамью поодаль.

– Как поживаешь, Георгий?

– Твоими молитвами, отец Савва.

– Ну-ну, не все так уж и плохо. Прибыл Иона из Боровска позавчера. Очень хорошо о тебе отзывался, мол, не сребролюбив, милостив – никого не покалечил и жизни не лишил, а дело свершил. Как истый православный. Мера зрелости и серьезности человека определяется делами, а не словами и намерениями. О твоем поступке даже сам предстоятель знает.

Отец Савва перекрестился и продолжил:

– Есть у нас лазутчики свои даже у Вассиана Косого. Говорят, землю князь роет, хочет найти человека, что расстроил его хитроумную комбинацию. Мы, по мере наших возможностей, сделаем все, чтобы о тебе никто не узнал.

Вот уж спасибо! Втянул меня в свои церковные интриги, а теперь – «в меру сил». Да что же мне так не везет: если вчера меня искал один князь, то сегодня – уже два. Так и в России места не останется, куда спрятаться можно.

Видимо, Савва прочитал на моем лице печать беспокойства и уныния.

– Рано унывать, сын мой! Не все хорошее ты от меня еще узнал. В доме князя Овчины-Телепнева о тебе благополучно забыли. Не далее как три седмицы назад сам князь распорядился прекратить поиски, а буде где и встретишься ты с дружиною княжеской, притеснений тебе не творить. В случае же опасности для твоей жизни – защищать, как самого князя.

Настоятель продолжил:

– Сам удивлен сим поворотом. Овчина-Телепнев нам знаком хорошо, не раз сталкивались с ним. Серьезный муж, за государя радеет, при этом и от государя милости имеет. Но при всем при том злопамятен зело. И вдруг – прекратить поиски. Инда и мы не лыком шиты. Божьим промыслом водимый размыслил я, что надо тебе родословную знатную иметь. Ты где рожден-то?

– Честно сказать, отец Савва, даже не знаю. Сиротою рано остался…

Дальше врать не пришлось – настоятель хитро заулыбался, и я замолчал. Наверное, игумен Никодим, настоятель монастыря подо Ржевом, довел сведения о моем прибытии из будущего до иерархов церкви – иначе чего отец Савва так хитро заулыбался? Ох, за каждым словом надо следить, тщательно обдумывать, прежде чем ляпнуть чего не то.

– Не тушуйся, это я так – проверить. По моему заданию монахи просмотрели записи в церковных книгах. Тебе ведь тридцать пять годков?