– Я тронута. Большое спасибо.

Я узнавал и этот голос, и эти глаза.

Само небо теперь мстило мне, сваливаясь мне на голову…

Ох, и поддали же они с Шарлем в тот вечер! Шарль снял на мобильник всю сцену. И «Серого» крупно. Только жена его была все время спиной. Лишь на одном крупном плане было ее лицо. Она смотрела с ненавистью и презрением. Но это была вылитая Надежда.

Теперь он приехал, чтобы разыскать ее. Приехал за призраком. Отомстить крайнему – самому себе…

Пришла моя «Косоглазка». Перед глазами замелькали кадры вчерашнего разворота с блядями. Она же улыбалась во весь арбуз, из которого выхватили ломоть под носом.

– Доволен, «иносранец»?

Я вздрогнул.

– Скажи, что с тобой сделать? Откуда ты их взяла, этих лахудр?

– Да ладно тебе! Я же только о тебе думаю. Ты высказался вечером.

– Чего? Я еще и вещал? О, Боже!

– Теперь – «Боже»! А послушал бы ты себя вчера! Такие понты кидал! Ладно. Твою просьбу я выполнила: сауна заказана.

– Какая еще сауна?

– Ладно притворяться! Не такой ты был уж и пьяный!

«Россия!» «Моя униженная и оскорбленная!» Давай, давай, притворяйся! «Хочу припасть к твоим несчастным детям!»

– Оху… С крыши совсем спрыгнул. Даа… Но при чем тут сауна?

– Я тебе туда всю твою «Россию» пригласила. Болтать вы все мастера, теперь обнимай и люби «свою Россию»!

– Что за население? Опять обслуга из сортира?

– Сам ты! Хорошие девушки. Ты просил разыскать Надьку – вот и увидишь.

Я весь напрягся, кажется, я приближался к разгадке тайны. Но виду не подал, что меня пробило до печени. Бросил безразлично:

– Чего ты меня разводишь, как фрайера? Смотри, а то башлять перестану!

– Сам увидишь.

– Ладно. Уговорила.

Может быть, что-то станет яснее, когда увижу, кого она там мне разыскала?

Косоглазка ушла, а я сел напиваться. Забежали с докладом мои люди, они уже выследили и здесь, в Москве моего крестника «Серого» и навели справки. По слухам, он сильно поднялся, а его жена пошла по рукам.

Я, стиснув кулаки, выслушивал все это. Тут была моя вина, а куда рыпнешься?

Вот что нарыли мои люди. «Серый», промучившись, выкинул жену чуть не на улицу, то есть на панель, – что еще от такого козла ждать? На ее след выйти удалось без труда, она засветилась во всех «придонных» водах столицы. Ее знали в злачных местах давно, после разрыва с мужем она пропадала по закрытым клубам в самых разных компаниях. Список мне положили на стол и спросили дальнейших инструкций. Да я и сам не знал, чего хотел.

Надьке сейчас должно быть столько же, сколько и мне. Для женщины – возраст смертельный. Кем она могла быть для жены «Серого»? Старшей сестрой? Не катит. Не подходит по возрасту, не срастается. К тому же сестры ее все вышли замуж сто лет назад. Откуда же это сходство? Откуда такой холод и жар одновременно окатывают меня при одной мысли о жене «Серого»? При воспоминании о ее голосе там, в аэропорту Орли? Когда она швырнула чуть не в меня мою рыбью голову.

Если моя «красавица»-коридорная нашла, действительно, Надюху, лучше бы мне ее не видеть. Но любопытство терзало, вот я на всякий случай и надирался.

Может, чего придумается потом? Я не хотел почему-то, чтобы она меня видела, кем бы она ни была и решил с понтом устроить маскарад! После бани я собирался переодеться, облачиться по полной программе. Почему-то я был уверен, что никто не придет, Тамарка блефовала, стягивала на себя скатерть. Поэтому-то я и велел выследить, куда ходит напиваться загулявшая подружка моего бывшего «крестника». За мной должны были заехать и отвезти в ночное заведение. Я намеревался поехать «ряженым».

На такой облом я привез тот еще прикид! Парик мулатки из диско плюс платок с обручем и кистями – опереточный шейх. Мебельный лак, вроде морилки, – научили в тюремном замке – превращает белого человека после нанесениия в загадочного индуса лилового цвета. В специальной шкатулке у меня хранились поддельные часы IWC, перстень с липовым брюликом, булавка в галстук в стразах «а ля Онассис» и запонки с сапфирами из венецианского стекла.

Про то, что увижу Надежду, я, повторяю, отказывался пока верить. Надька была мечтой. А мечта не имеет реального воплощения. Не так: Надька была плиткой смальты в мозаике ушедшего. В прекрасной мозаике под названием «Мгновение, которое мы потеряли» и, кажется, к счастью. Мы бы умерли, возвратись утраченная радость.

Зачем я иду? Я пойду убедиться, что я ошибся. В таком возрасте женщину, которую любил, видеть запрещается под страхом смертной казни. «Интересно, похожа ли на нее ее дочь?» – вдруг вспыхнула в башке табло – не табло, а так – бегущая строка.

«А что если?..»

Чтоб успокоиться, я достал бумаги стал рассматривать договор, по которому я мог хоть завтра предъявить свои права на замок в Германии, в Вестфалии… И я знал, что замок мой, и я предъявлю на него свои права, имею «право»! Вот этот клочок бумаги дает мне эти права.

Над автобаном повис обрывок дороги, ведущей в прошлое. Я шел вместе с фигурами, сотканными из тумана, в башню, попирающую землю железом. Там, наверху меня ждет…

«… это была ее дочь?!»

«Я знаю, что я должен делать!»

«Но в баню я пойду, потому что…»

Потому что я знал, отказываться нельзя. Сегодня стало ясно, что моя «подруга» Тамарка в личине топ-менеджера, или коридорной вышибалы, или эфэсбешницы, моя Косоглазка послана мне судьбой. И не исчезнет, пока не будет доигран финал. Я надел банный халат. У двери меня уже ждала Тамарка с отвратительным грязным полотенцем через локоть. Из рукава форменной кофты выглядывала неряшливая отечная кисть с облупленным маникюром. Она сжимала кусок мыла цвета вареной сгущенки и колечко бумажных билетов, вроде старых троллейбусных, на которых можно было разглядеть как дегтем набитое слово: «Щипок». Потянуло сыростью, предбанником, пивцом пополам с водичкой, мокрыми сушками, посыпанными крупной солью.

– Едем что ли… – Тамарка окинула меня взглядом. – Попарим заграничного «ВИПа»! – Откуда она знала про бирку, при ВИП? Судьба и ее Сивилла…

Лифт обрушил его со спутницей на немыслимое число этажей. За время полета лифт превратился из шикарного подъемника люксового отеля в клеть доисторической шахты. Его спутница из горничной с претензией на коридорный элегант стала привратницей заштатной бани в грязном халате на голое тело. Она по-прежнему держала грязное полотенце с черным штампом и билеты. Из разошедшегося, когда-то белого хабэ выставлялся черный сатиновый бюстгалтер и розовый живот, обтянутый розовыми трико до колен, в дырках. Именно эта непрезентативная убогость неуместно возбуждала его, но баба, стоящая напротив, только зевала да еще иногда коротко рыгала в рукав, словно пообедала недавно наперекосяк. Ему показалось, донесся запах лука, уже пущенного в переработку в розовой утробе.