«О Боже! О Кац! Кац, если у тебя есть мать…»

Ночной воздух просвистел в ушах и… плюх! Да, да, именно это словечко из комиксов. Они упали на что-то мягкое. Слава богу! Но тут Фебе в нос ударил невыносимый смрад. Она перевернулась, и чьи-то холодные пальцы задели щеку. На нее смотрели безжизненные стеклянные глаза. Арбалетная стрела прошила череп трупа, как зубочистка маслину. Феба моргнула. Еще тело и еще. Всюду трупы. Милк постанывал, зажатый двумя обезглавленными женскими телами. Столько смертей вокруг. И эта странная вибрация… Ветерок обдувает лицо.

Тут до Фебы дошло: они в грузовике. В грузовике, который вывозит из Цирка трупы. Она беззвучно рассмеялась. Так вот кто их спас — мертвые грешники! Тем временем машина выехала за ворота «Тропиканы» и катила по мокрой черной ленте шоссе. Милк так и лежал, чихая и фыркая. Мимо проплывали фермы, церкви, дома. Одиноким факелом горела в ночи башня маслоочистительного завода.

Феба собралась с силами, сжала в руке револьвер. Ах, этот металл, металл ее славного «смит-вессона»! Бросившись на Милка, она прижала дуло к его виску. О, у нас есть мишень получше, не так ли? Феба сорвала с него повязку и сунула револьвер прямо в пустую глазницу. Звук получился, как от резинового молоточка невропатолога.

— Знаешь, кто я? — процедила сквозь зубы Феба.

Милк как-то блаженно улыбнулся, словно близость женского тела его волновала больше, чем то, что она явно собиралась его пристрелить.

— Это ты, Вавилон? Ты загорела, сестра моя.

Мама как-то сказала ей, что каждая женщина пытается представить, как это, когда у тебя есть член, а каждый мужчина — что значит иметь влагалище. «Что ж, отче, — подумала Феба, повернув револьвер, словно штопор, — теперь у тебя есть представление».

— Уничтожь меня, Вавилон!

Грузовичок затормозил. Уперев револьвер в череп Милка, Феба выглянула из кузова и увидела, как из кабины выпрыгнул водитель и, светя себе фонарем, побежал под дождем к ближайшей придорожной экспозиции — скелету, прикрученному проволокой к изгороди загона для скота. Водитель внимательно осмотрел скелет, словно раздумывая, менять его или пока не стоит.

— Возьми меня, Вавилон!

— Да какой я тебе Вавилон, придурок!

— А-а… Так ты из хунты! — вскрикнул Милк. Ему на лицо упал бледный луч света. Феба обернулась. Какое-то мгновение водитель раздумывал, что делают два живых трупа в кузове его грузовика. — Тебя подослал полковник Аккерман! — взвыл Милк, вцепившись в парку Фебы.

Выронив фонарь, водитель рванул прочь, как перепуганный олень.

— Ты убил мою лучшую подругу! — Феба двигала револьвером взад-вперед. Что же она медлит? Что за странные колебания? — Сжег мою мать! Разрубил отца пополам! — Металл скользил по кости.

— Пополам? — Милк изумленно вскинул брови. — Ах да, помню. Твой отец раскаялся перед смертью.

— Ты… — Вдруг Феба перестала двигать револьвером и улыбнулась. Опустила руку. Евангелие от Фебы — она ведь его напишет. — Поймаешь попутку, — небрежно бросила она и сунула «смит-вессон» обратно за пазуху. Евангелие от Фебы, так-то. Ей ни к чему убийство второй степени на странице 368-й. Дешевка, не ее стиль. — Убирайся!

«По отношению к чайкам», — сказала Киса.

Как разочарованная любовница, вышвыривающая из постели незадачливого партнера, Феба перегнула Милка через борт кузова и опрокинула его в кювет. Жидкая грязь брызнула ей в лицо.

Полыхнула молния, осветив окрестности. Вокруг, куда ни глянь, простиралось клюквенное болото, прошитое нитью шоссе с висящими вдоль него скелетами. Последовала вторая вспышка, выхватившая из темноты Милка, скачущего по кочкам, словно огромный черный кузнечик. «Правильно, скотина, беги. Уноси свою задницу. Милосердие — не самая сильная черта моего характера».

Этот запах, всепроникающий смрад! И Феба спрыгнула на землю, чертыхаясь и причитая. Лишь дождь и трупы грешников внимали ее словам.

— Киса, Киса, — пригрозила она револьвером небу. — Все-таки запустила в меня коготки? — Феба взглянула вслед удалявшейся фигуре Милка. — Если бы не ты, я бы этого ублюдка застрелила, точно…

Ба-бах! Яркая ломаная трещина рассекла небо.

Молния осветила болото и ударила в Милка.

Феба моргнула. Рассказать — не поверят: бегущий человек, ослепительный зигзаг и — всё.

Молния. Господи Иисусе! Не слишком ли много чудес на сегодня? Но дело сделано: прямое попадание.

Феба словно слышала, как приступ сожаления скатывается с Небес. И она рассмеялась. Раз — он не узнал, кто его убил. И два — не узнал, за что.

Зато Феба знала. Это была не просто причуда природы. Это было убийство. Простое и верное. Киса наверняка назвала бы это совпадением. «Без совпадений, — написала она как-то в одной из своих дурацких колонок, — Вселенная была бы чрезвычайно странным местом». Система мироздания этой упрямицы Джули Кац не предусматривала внештатной редакторской правки со стороны Бога.

Феба побежала, подставляя лицо очистительному ветру. Еще не добежав до тела Милка, она уже знала, что с ним стало. Бог ловко подбирал средства пресечения. Глаз за глаз, надвое — так надвое. Так и есть, действительно надвое. Только не поперек, как отца, а вдоль, как доску, распиленную Авраамом Линкольном[19].

Молния. Высший класс!

Феба поплелась к ближайшему дереву и рухнула, обняв ствол, как мудрую и любящую мать. И вскоре, под шум дождя, она провалилась в глубокий сон без сновидений.

Болото парило под разыгравшимся апрельским солнцем. Феба осторожно поднялась на ноги. Джинсы не просохли после дождя, грудь налилась молоком. Сунув за пазуху влажную руку, она достала внутренний пропуск. Вот так-то: недействителен уже двенадцать часов. Как теперь добираться до Америки? На какие уловки предстоит пойти, чтобы не попасться на крючок патрулю? Но что толку переживать? Она перейдет этот мост (в буквальном смысле, улыбнулась про себя Феба), мост Бенджамина Франклина. Осталось только до него добраться. Главное, заставить себя идти. Если Айрин слишком долго продержит маленького Мюррея на молочной смеси, он уже не вернется к груди.

События прошлой ночи казались давним воспоминанием. Да и было ли вообще что-то? Но стоило ей пройти несколько метров, как она снова увидела Милка, а точнее, две обожженные половины его тела. У Фебы подкосились коленки, и дело было не столько в ужасной картине, представшей перед ней в ярком свете дня, сколько в опасной близости к месту происшествия. Если ее схватят здесь, то непременно обвинят во всем.

Так начался ее непростой переход. Пробираясь от фермы к ферме, от магазина к магазину, Феба жила на украденных фруктах, плитках шоколада и собственном молоке. В одном из придорожных магазинов она стащила рюкзачок, чтобы складывать в него свою добычу. Приходилось спать в кукурузе, кормиться благотворительной похлебкой в церквах неоапокалиптиков. В четверг вечером снова разразилась гроза. В бюро находок автобусного парка Феба прихватила чей-то потерянный зонтик и отправилась на поиски убежища. Начала с самого доступного — ресторанов и прачечных. Но всякий раз что-то ее настораживало: то патрульная машина, то военный в форме, то вертолет инквизиции, то подозрительный взгляд прохожего. «Смит-вессон» придавал ей сил. Стоило Фебе прикоснуться к нему, и она тут же приободрялась. У каждой девушки должен быть револьвер.