– Да-да, глицерин! – припомнил я. – Вы еще сказали, что так и думали.

– Именно, Уотерсон. Плотное облако тумана служило экраном. Оставалось спроецировать на него образину. Поэтому они появлялись исключительно в безветренную погоду.

– Жаль, что я их не видел – забавное, похоже, зрелище. – вздохнул молчавший до того Листрейд.

– Кому как, – буркнул я недовольно.

– Вторым устройством был проектор, или так называемый «волшебный фонарь», который вы, Уотерсон, и унесли с террасы, – продолжал Шерлок Зай.

– Что вы говорите!

– Проционе несколько усовершенствовал простой прибор, установив перед объективом стекло с волнообразной поверхностью. Вращая его, он добивался иллюзии движения образины, что, вкупе с волнением тумана, давало столь сильный устрашающий эффект. Проектор устанавливался на террасе, и им управлял кот; прибор, выпускающий туман, находился в комнате дворецкого – его форсунки выходили под самые окна спальни барона.

– Так вот что вы искали, выглядывая в окно! – восхитился я прозорливостью сыщика.

– Ну, не именно их, а вообще причину появления рож. И, обнаружив под оконными рамами медные трубки с соплами, идущие из комнаты Пердье, я предположил, для чего они могут служить.

– Выходит, вы знали о проекторе?

– Догадывался. Мне приходилось читать о «волшебном фонаре», но в действии я видел его впервые.

Шерлок Зай попыхал трубкой и продолжил:

– Так вот, возвращаясь к роли кота. Бедняга, Кот без Сапог…

– При чем здесь сапоги? – нахмурил лоб Листрейд.

– Так, метафора. Нищий, разочаровавшийся в жизни зверь, не могущий устроиться на работу и идущий на все, чтобы прокормить семью.

– Понятно, – кивнул инспектор и подвинул к себе тарелку со сметаной.

– Луиджи Котелли побывал на выставке драгоценностей барона, и ему пришла в голову великолепная, как он полагал, идея, каким образом в один миг можно разом избавиться от всех житейских проблем.

– То есть он решил украсть реликвии, – подсказал Листрейд.

– Вовсе нет! Выкрасть драгоценности с выставки даже для умелого вора проблематично, не говоря уже о Котелли. Но выставка навела кота на мысль сменить профиль: зачем шарить по карманам, если совсем рядом проживает богатый барон? Дворец большой, в нем живут всего два зверя, но зато там наверняка имеется множество дорогих вещей: золотая и серебряная посуда, подсвечники, ложки, пропажи пары-тройки из которых никто и не заметит. Не это ли раздолье для воришки?

– Но вы тогда не могли знать наверняка! Почему вы решили, будто виновником проблем барона является не кот, а некто иной?

– Я пришел к такому выводу нескольку позже. Но вернемся к реликвиям. О выставке я прочел в старой газете, случайно попавшей мне в лапы. В одной из статей говорилось, что барон фон Гросер Люве любезно согласился выставить фамильные драгоценности в музее. Экспозиция была устроена два месяца назад, а сразу после ее окончания барону начали докучать, из чего явно прослеживалась связь. Поначалу я действительно думал, что именно кот решил выкрасть драгоценности из дворца. Но по здравому размышлению пришел к выводу, что Котелли не тот, кто может провернуть подобное: нелепая кража кармана, неумелая слежка, снюхался с мелким аферистом Гаунером. После такого, согласитесь, трудно предположить, будто кот в силах отыскать реликвии во дворце, выкрасть их и еще умудриться сбыть. Слишком сложно для него. Нет, за котом должен был стоять кто-то покрупнее.

– И тогда ваше подозрение пало на дворецкого, – предположил я.

– Вы правы. Но ведь именно дворецкий, как выяснилось из беседы с бароном, рекомендовал передать драгоценности на хранение в банк. А преступник не знал о том, что их уже нет во дворце.

– Но почему вы решили, будто преступника интересуют именно драгоценности? – спросил Листрейд, прикончив сметану и вылизав тарелку.

– Слишком сложная выходила комбинация для простой кражи: досаждающий барону кот, которого не интересуют дорогие вещи, и явление образин. Из чего родились две версии: либо неизвестного интересуют реликвии, либо сам дворец. Но драгоценности в данном случае были, как казалось преступнику, более доступны.

– Согласен.

– Итак, когда из подозреваемых выпал дворецкий, у меня остался на подозрении Ханс Люве, но он оказался ни на что не способным пьяницей. Выходило, барона изводил некто другой. Однако все встало на свои места, когда разговор зашел о завещании. Их было два. В первом барон завещал имущество дорогому племяннику, которого воспитал. Но когда тот проигнорировал призыв о помощи, как полагал Гросер Люве, то старик в сердцах переписал завещание.

– Да, да, письмо не дошло до Ханса Люве, хотя сильно сомневаюсь, что он, даже получив его, поспешил бы поддержать родного дядюшку, – пояснил я Листрейду.

– Хорош родственничек! – мотнул головой инспектор.

– И тогда барон завещал дворец городу для устройства в нем детского приюта. А десятая часть остального, чем он владеет, должно было отойти Пердье, – закончил я.

– Совершенно верно, – подтвердил Шерлок Зай. – И еще вспомните слова барона о том, как изменился дворецкий. У него в последнее время начали возникать провалы в памяти – он спрашивал у барона, где хранятся реликвии. Плюс необычная причуда еженедельно пользоваться услугами дорогого цирюльника.

– Вероятно, дворецкий щепетилен в отношении своей внешности, – предположил Листрейд.

– Слишком щепетилен. И не без причины. Мне удалось выяснить у цирюльника, обслуживающего Пердье, что дворецкий каждую неделю заказывал одно и то же: полную покраску. Причина оказалась до смешного прозаична: за неделю у ндворецкого отрастала шерсть, отчего становилась заметна разница окрасов – натурального и искусственного.

– Ага! – поднял коготь инспектор.

– Из всего, что мне удалось выяснить, вырисовывалась следующая картина: некто проникает во дворец из желания завладеть сокровищами рода фон Гросер Люве, но не может обнаружить их: дворец большой, и кто знает, где старый лев хранит их, и сколько понадобится времени на поиски реликвий. И тут удачно подворачивается воришка, набравшийся наглости шарить во дворце. Кот попадается в умело расставленные в лесу ловушки, но не успевает освободиться, как оказывается схваченным. Преступник, еще в личине енота, заявляет в полицию о краже у него кошелька, но вскоре забирает заявление. Причина? Шантаж: кот нужен ему для помощи в поиске драгоценностей, подмене дворецкого и вообще очень удобен, как мальчик на побегушках. К тому же внезапно выясняется, что реликвий во дворце больше нет. Преступник в растерянности. Потрачено столько сил впустую, и нужно либо бросить все, либо придумать нечто иное. Теперь кот просто необходим Проционе для организации ночных представлений, ведь в одиночку с явлением рож ему не справиться. Легко можно предположить, что Котелли не в восторге от этой затеи – слишком уж пыльная работенка, но он находится на крючке у преступника, и деваться ему некуда.