– Но почему он не обратился в полицию? – воскликнул Листрейд.

– Вы когда-нибудь видели, чтобы преступники поступали таким образом? К тому же енот пригрозил Котелли расправиться с его семьей.

– Весомый аргумент, – кашлянул инспектор.

– Появление рож, как и предполагал преступник, неплохо  к тому времени изучивший барона, спровоцировало старого льва на обращение за помощью к племяннику. От полиции барон, разумеется, получил отказ, поскольку по понятным причинам полицейские, мягко говоря, не приняли его всерьез: снующий по дворцу воришка, который ничего не крадет, и призраки, строящие рожи через окна. Возможно, енот, уже пребывающий в шкуре дворецкого, для пущей убедительности сказал полицейским, что Гросер Люве в последнее время страдает галлюцинациями, а лично он, Пердье, никаких котов и привидений не наблюдает.

– Вполне вероятное допущение, – согласился Листрейд.

– Когда письмо к Хансу Люве было написано, преступник решает не передавать его. Ведь если Ханс Люве не явится, то старик разозлится на племянника и перепишет завещание на угодливого слугу – больше просто не на кого. Так оно и произошло: весомая часть имущества барона, пусть и без дворца, уже почти в лапах Проционе. Но сколько ждать смерти барона? Год, два, пять? И тогда преступник, зная, насколько у львов слабое сердце, усиливает натиск с появлением образин. Возможно, он планировал и что-нибудь еще в том же духе – кто может знать.

– С-сволочь! – процедил сквозь зубы Листрейд и налил себе еще немного сметаны.

– Однако барон оказался еще крепок телом, и к тому же написал письмо мне с просьбой заняться его делом. Преступник начал готовить новую ловушку и тщательно разработал план действий. Из ответного письма, которое Проционе аккуратно распечатал, а затем запечатал вновь, ему стало известно о дате нашего прибытия. Но хитрый зверь допустил первую из оплошностей: он оставил в сургуче шерстинки со своей лапы, которые навели меня на некоторые размышления.

– В чем же их суть? – полюбопытствовал инспектор.

– Шерстинки имели разный цвет: один у волосяных луковиц и совершенно другой выше, до самых кончиков. И еще случайно оброненные Уотерсоном слова об отсутствии запаха у скунса. Не настолько же сильны ароматы туалетной воды, чтобы перебить природный запах животного.

– Да, вы правы.

– Итак, зная дату нашего прибытия, кот поджидает повозку у въезда в город и крадет у вас карман, а затем и командировочное удостоверение – документ, который однозначно укажет, кому принадлежит карман. Далее енот дожидается моего появления во дворце. Он уверен, что я вмешаюсь в отвратительное ночное действо и оказывается прав. Но в своем плане он не учел трех вещей, да и не мог их предвидеть. Первое – нам случайно попадается лошадь Ромашка, некогда служившая у барона. Она-то и сообщила нам о потайном ходе, о котором все, включая барона, уже давно позабыли. Второе – преступник, несмотря на свою гениальность, оказался настолько высокомерен, что даже не озаботился сокрытием своих следов в подвале. Следы были нечеткими, но они сильно походили на те, что мне уже доводилось некогда встречать еще в Среднелесье.

– Следы, принадлежали еноту, – кивнул Листрейд.

– Вы правы, инспектор. И третье – когда мы с Уотерсоном возвращались в подвал, намереваясь покинуть дворец, я услышал голоса за одной из дверей нежилых комнат. Мне удалось расслышать несколько слов. Слабый голос убеждал, что у кого-то все равно ничего не выйдет. Другой, мяукающий, требовал, чтобы говорящий заткнулся. Кому принадлежал первый голос, я понял, как только моего обоняния коснулся смрад, доносившийся из комнаты сквозь щели – пленником преступника был дворецкий. А беседа с цирюльником лишь подтвердила мои подозрения: перекрашенный в скунса енот занял место Пердье. Дворецкого же заперли в самой дальней комнате в пустующем крыле дворца. Проционе не было никакого смысла убивать Пердье, даже наоборот – он был ему необходим живым. Достаточно было дождаться смерти барона, завладеть несметными сокровищами, причитающимися Пердье согласно завещанию, и скрыться с ними, выпустив настоящего дворецкого на волю – ни следов, ни улик. Но наш приезд спутал преступнику все карты, и ему во что бы ни стало требовалось избавиться от меня, иначе весь его гениальный план мог пойти прахом.

– Погодите! – встрепенулся я. – Значит, когда Проционе бежал, он перенес дворецкого в спальню, дал снотворное, а сам скрылся где-то на время?

– Все именно так и было. За исключением того, что снотворное дворецкому дали заранее. Тогда же енот отправил кота с запиской, якобы написанной мной, к инспектору, намереваясь лишить его алиби. В общем, Проционе хорошо подготовился к моей встрече и, признаюсь, я в очередной раз свалял дурака. Мне вовсе не следовало затевать драку с енотом – достаточно было захватить оборудование. Впрочем, случилось то, что случилось: я раскусил его, но едва не погиб.

– Как же вы выбрались обратно в сад?

– Котелли взобрался по скале и вытянул меня наверх с помощью веревки. Затем мы затаились на чердаке дворца в ожидании, когда удалятся полицейские. Там я потребовал, чтобы кот рассказал все и пообещал ему защиту, насколько это в моих силах, при условии, что он поможет схватить Проционе. Котелли некуда было деваться, и он согласился. Первым делом, когда полиция покинула дворец, мы обследовали комнату дворецкого и изъяли все оборудование. Там же нашлись припрятанные накладные лисьи лапы, сделанные с гипсовых отпечатков ваших лап.

– Грм-м, – прочистил горло Листрейд. – Вот гад!

– Да, он все хорошо продумал, и в очередной раз устроил нам всем отменную ловушку. Покончив со сбором улик, мы с Котелли затаились до утра. Нужно было дождаться, когда Проционе явится обратно, убедившись, что всякая опасность миновала.

– Значит, вы по этой причине не давали о себе знать? – спросил я.

– Именно. Проционе очень хитер и осторожен, и если бы он узнал, что мы с котом живы, то непременно бежал бы. На следующее утро я тайком пробрался в дом цирюльника и потребовал, чтобы он сделал из меня белку.

– Неплохо, кстати, вышло, – хмыкнул Листрейд.

– Согласен, но идея вовсе не моя.

– Да, – улыбнулся я, – припоминаю, она принадлежала Проционе. Надо же, попался на собственной выдумке!

– Так вот, пока меня превращали в белку, кот, дождавшись отбытия на панихиду барона с Проционе, выпустил Пердье и поспешил с ним на площадь. Остальное вы знаете.

– Но я так и не понял, почему Котелли постоянно крутился под самым носом у барона?

– Видите ли, Уотерсон, вор он был никакой, зато кулинар из него вышел отменный, в отличие от Проционе, который ничего, кроме горелой яичницы, приготовить не мог. Хотя Котелли и несколько неловок с посудой.

– Вы хотите сказать, он работал поваром?

Шерлок Зай только усмехнулся в ответ.

– А все-таки вы оказались правы, – сказал я, немного подумав.

– Что вы имеете в виду, друг мой?