— Родственница или родственник?

— Э-э, да ты ревнуешь! И да, и нет.

— Так. А как теперь это понимать?

— Родственница с сыном. Привезла его в глазную клинику на операцию. Завтра они уезжают. Потерпим?

— Вообще-то, можно пойти в гостиницу. Но давай потерпим, — с сожалением сказал Пашков и поднял бокал. — Есть хороший тост. Но немного грустный. За терпение. До завтра. И не дольше.

Ему было и вправду жаль. С самого утра он рассчитывал закончить день в Юлькиной широкой кровати, и вот тебе на — не получилось. Жаль.

— От выдержки вино только лучше становится, — лукаво заметила она, отхлебывая из бокала и явно дразнясь. Он заметил, что голос ее при этом стал ниже. Похоже, что ей тоже жалко, что обстоятельства складываются таким образом.

Пашков решил уйти от этой темы. Если в таком духе разговор продлится еще несколько минут, то он может переменить решение и снимет гостиничный номер.

— Есть деловое предложение, — сказал он, доставая сигарету. Подскочил официант и поднес ему зажженную зажигалку. — Спасибо.

— Да? Только сразу тебе говорю, что в моей нынешней конторе ничего для тебя интересного нет.

— Ну и ладно. Я совсем о другом. Мне нужен хороший бухгалтер. Даже, я бы сказал, финансовый директор.

— Это что-то новенькое. Ты решил открыть собственную фирму?

— Вообще-то… И да, и нет.

— Способный. Прямо на лету схватываешь. А теперь переведи.

— Я теперь директор издательства. Хочу кое-кого заменить.

— Воруют?

— Наверняка сказать сложно. Но что-то такое есть. Конечно, пока не пойман — не вор. Но чувствуется какой-то душок. Понимаешь, о чем я? Беспокойство какое-то.

— И давно ты директорствуешь?

— С понедельника.

— Тогда давай за это и выпьем. За твою успешную работу на новом поприще. Не понимаю только, как ты на это решился. Не пишется тебе, что ли?

— Можно сказать, по воле обстоятельств.

— Бывает. За тебя.

Теперь Юлька смотрела на него задумчиво. Ему в голову неожиданно пришла мысль, что вот такой же взгляд у нее должен был бы быть, если бы он предложил ей выйти за него замуж. Сосредоточенный, обращенный в себя и в перспективу.

— А что хоть за издательство? Богатое?

— Ну все относительно. Но не бедное. Я не буду… — он хотел сказать, что не будет открывать ей всех тайн, подразумевая под этим выходку своего предшественника, говорить о которой было неприятно, хотя он лично не имел к этому никакого отношения, но за прошедшие дни неоднократно вынужденный отвечать на разные вопросы по этому поводу — от милиционеров, ведущих расследование, до сотрудников, по большей части просто проявляющих любопытство и, как правило, необоснованное. Но подумав, что такая фраза может звучать оскорбительно, сказал иначе: — Я не буду утомлять тебя всякими подробностями. Тем более что они тебе и не нужны. Своих забот, поди, хватает. Могу похвалиться, что акционеры приняли решение о расширении.

— Растешь, значит. Платить-то хоть много будешь?

— Договоримся, я думаю. Был бы человек хороший.

— А я хороший человек? — спросила Селиванова, заглядывая ему в глаза.

— Даже очень. По крайней мере, грудь у тебя выше всех похвал. Ну и еще кое-что.

— А голова?

— И голова красивая.

— Спасибо за комплимент. Но вообще-то, я про содержимое. Я хороший бухгалтер. Возьми меня к себе, а?

Такого он не ожидал. Заводя разговор, он рассчитывал на то, что Юлька подыщет ему хорошего специалиста, и не более того. А взять ее на работу… Этого он как-то не планировал. Даже в голове не держал такого. Он сразу вспомнил, как с ее помощью они кинули ее бывший банк. Как бы там ни было, а фактически она предала своих бывших хозяев. А предавший единожды…

— Ты не бойся, — сказала она, как будто прочитав его мысли. — Я тебя не подведу. Во всех смыслах. По крайней мере, я тебе не чужой человек. А это лучше, чем брать очень хорошего, но незнакомого.

— Неожиданное предложение. А там что? Разонравилось?

— Надоело. Брокеры эти чмокеры. Гоношатся чего-то, договариваются, сделки из воздуха. Ничего основательного. Ну какие сейчас ценные бумаги, а?

В конце концов, это не самый плохой вариант. Ему действительно нужен свой человек, на которого можно положиться. А на кого он еще может положиться, как не на любовницу? Во всех смыслах.

— Договорились! Когда можешь приступить?

— Завтра напишу заявление. То, се… Недели две начальство точно промурыжит. Потерпишь?

— Уже терплю до завтра.

— Ну-у… — она улыбнулась. — Потерпи. Не пожалеешь.

Юлька позвонила, едва он уселся в свое директорское кресло, и елейным голосом спросила, не передумал ли он после вчерашнего разговора. Так двусмысленно спросила, что понимай как хочешь — не то по поводу постели-аэродрома, экскурсия по которой была обещана на сегодняшний вечер, не то по поводу работы. Он, усмехаясь в трубку, ответил:

— Нет, не передумал.

— Я так и предполагала. Так, на всякий случай позвонила. Заявление уже написала. Где вечером встретимся? У меня?

— Если приглашаешь.

— Уже пригласила. В семь нормально?

— Вполне. Если ты к этому времени свою родню проводишь.

— Уже проводила. Шампанское с утра на льду стоит. А я как на сковородке. Не задерживайся, а?

В ее голосе слышалось неподдельное волнение, передавшееся Пашкову. Сильна… Неужели и правда так ждет? Это приятно. Но такие откровения его смущали, заставляли усомниться в искренности. Может быть, поспешил он с согласием принять ее на работу?

— Не задержусь.

Едва он положил трубку, как в кабинет вошла секретарша с круглыми глазами.

— Виталий Никитович! К вам там пришли. Из ФСБ.

Она проговорила «феэсбе», смешно коверкая буквы. У нее, как успел заметить Пашков, была такая манера. Шутила она так, что ли? Или вообще у нее с грамотешкой проблемы? Только сейчас эта проблема занимала его меньше всего.

— Так пригласите. И чаю дайте.

Вчера и выпил-то немного, а с самого подъема пить хотелось неимоверно. Выпил уже, наверное, литра полтора всякой жидкости, а жажда все не отступала.

— Здравствуйте, — сказал вошедший в кабинет примерно его возраста мужчина. Говорил он несколько в нос, неразборчиво, отчего голос казался глуше и тише, так что приходилось напрягать слух и, так получалось само собой, внимательнее прислушиваться к словам. — Я капитан Горохов.

— Здравствуйте, — без излишней приветливости ответил Пашков.