«Зачем ты отключила свет? Я все равно тебя вижу».

— Чем ты видишь? — спросила Нина вслух. Ответа не последовало.

Только не задавать глупых вопросов. Вроде: если ли у тебя глаза, мужчина ты или женщина, почему ты набираешь текст так быстро…

«Ты права. У меня нет имени».

Нина вздрогнула.

«Меня никак не зовут, потому что меня никто не зовет», — пришло следующее сообщение.

И через секунду другое: «Назови меня как-нибудь. Только не Электрик».

Нина заметалась.

«Как тебя назвать? Как ты хочешь, чтобы тебя называли?»

«Как-нибудь».

«Свет, — она решилась. — Я буду называть тебя Свет, хорошо?»

Смайлик. И еще один смайлик через секунду; он смеется, подумала Нина.

— Тебя хотят убить, — сказала Нина вслух.

«Спасибо».

Она содрогнулась. Вдруг он слышал?!

«За что?»

«За имя».

«Тебе нравится?»

«Конечно».

Нина еще раз посмотрела на часы.

«Мне пора спать, — написала, подумав. — Уже поздно».

«Спокойной ночи. Ничего не бойся».

«Погоди», — быстро написала Нина.

«Что?»

Стук часов отдавался звоном в ушах. Хотя стучали они еле слышно.

«Споко…ной ночи», — трясущимися руками написала Нина и быстро выключила телефон.

* * *

В четыре часа погасли редкие окна, кое-где светившиеся на фасадах домов. Погасли все фонари вдоль улиц. Погасли вывески и рекламные щиты.

В полной темноте, рассчитывая только на ущербную луну почти в зените, Нина бегом добралась до перекрестка. Там дежурила, мерцая в темноте автономной электрической «шашкой», знакомая «копейка».

— Чего это? — пожилой водитель с интересом оглядывался. — Темно-то как… Свет, что ли, вырубился?

— Авария на подстанции, — сказала Нина.

— Ого-о, — протянул водитель. — Это серьезно.

— Мне на вокзал, — сказала Нина.

Водитель длинно посмотрел на нее; выражение его лица оставалось неразличимым во мраке.

Тогда она сделала над собой усилие и рассмеялась.

— Чего думаешь, дядя? Заплачу по счетчику вдвое. И учти, у меня все счета погашены!

Таксист решился.

По пустому, темному городу, пробивая его светом фар, они выбрались на трассу; часы у Нины на запястье показывали четыре пятнадцать. На дорогой протянулись провода высоковольтной линии — беззвучные. Пустые.

— Только скорее, — попросила Нина. — Только скорее, дядя, я опаздываю!

Водитель снова на нее покосился, но скорость добавил. Трасса была пуста, и «копейка», подпрыгивая на выбоинах, неслась почти по самой осевой.

— Скорее!

Миновали щит «Добро пожаловать в Загоровск!» — оставили его позади. Нина закусила губу; еще через десяток километров, почти в четыре тридцать, дорога и высоковольтная трасса разошлись в разные стороны. Столбы с линейкой проводов ушли налево, туда, где на холме едва виднелось здание подстанции. Дорога свернула направо, и впереди показался свет на железнодорожном переезде.

Тогда Нина разрыдалась, пугая водителя. Она рыдала от радости избавления; она лила слезы, оплакивая злую судьбу, второсортность и одиночество, которые продлятся теперь вечно. Единственное существо, способное ценить и любить ее, оказалось чудовищем в электрической сети; тот, кого она назвала Светом, должен был навсегда исчезнуть этой ночью — она надеялась на это и боялась этого, и, оплакивая Электрика, выла в ночном такси — по-волчьи и по-бабьи.

* * *

Телефон звонил и звонил; Нина долго не могла сообразить, где она находится. Это дом, сладостный дом, родная квартира, разобранный чемодан посреди комнаты, свет за окошком… Ну и дорожка была, бр-р… Который час?

Телефон не уставал. Приподнявшись на локте, Нина взяла валявшуюся на тумбочке трубку.

— Алло…

— Слава богу, — сказал шеф, и в его голосе была искренняя радость. — А то я уже нервничаю, честное слово.

— Чего нервничать? — сонно пробормотала Нина. — Со мной все в порядке…

— Ленку привезли, — серьезно сказал шеф.

Нина вздохнула сквозь зубы.

— Да, съездили вы… — Шеф тоже вздохнул. — Сплошные похороны. Договор подписывать они пока не будут — у них руководство новое еще не назначено… И — ты слышала — мэр в Загоровске дуба дал?

— Что? — Нина резко села на кровати.

— Да вот, этой ночью, уже есть в новостях… Током его убило, что характерно.

— О-о, блин, — тихо выдохнула Нина.

— Слушай, а это… что у них там с электричеством?

— Не знаю.

— Отдыхай, — помолчав, сказал шеф. — Похороны в понедельник, в десять.

— Приду.

Она дала отбой — и тут увидела сообщение на автоответчике. Звонили ночью: в это время городской телефон у Нины был автоматически отключен. Два часа ночи… Кто же это?

Внутренне собравшись, она нажала на красную мигающую кнопку.

— Нина Вадимовна! — прокричал сквозь помехи знакомый голос. — Это Лемышев, мэр… Не подключайте свой мобильник к сети! Слышите? Не ставьте трубку заряжаться! Уничтожьте аккумулятор! Слышите? Пожалуйста! Перезвоните мне! Скорее!

Короткие гудки.

Нина медленно повернула голову.

На тумбочке возле кровати лежал ее мобильный телефон. Черный шнур зарядного устройства торчал из розетки.

Нина подошла. Взяла трубку в руки. Телефон чуть нагрелся, аккумулятор был полностью заряжен…

Она выдернула шнур из розетки. Перевела дыхание. Пошла на кухню выпить воды…

И остановилась в прихожей.

Из-под запертой входной двери торчал яркий оранжевый прямоугольник.

Дискотека чуть все не испортила. И не только потому, что среди переполнявших ее юнцов Рудольф почувствовал себя стариком, и не из-за его непонимания и неприятия современной музыки — дело было в самой Альбине. Не верилось, что девушка, совсем недавно шептавшая о любви дрожащими от смущения губами, могла смотреть на… нет, сквозь него вот так. Взгляд Альбины, обычно тонко реагирующий на любое его слово и даже интонацию то прищуром, то блеском, в какой-то миг потерял осмысленность, словно она была пьяна или под кайфом. Казалось, вся ее личность ушла в движение — ритмичное, жесткое, как у механической куклы…

«Да она ли это?» — поразился Рудольф, словно впервые видя свою подругу; нет, с сегодняшнего дня уже невесту. Он остановился, оглянулся, оценивая расстояние до выхода, и неожиданно потянул девушку к ступенькам, ведущим к пляжу. Альбина не сопротивлялась, но шла, как в полусне.