Некоторое время пустовзглядый еще мял мертвое тело. Девушка с «чулком» на голове с профессиональной резвостью отползла на четвереньках в сторону и забралась в случайно открывшуюся нишу посреди замерших вдруг ног. Затем тело маньяка начало разгибаться — блеснуло солнце на футболке, повеяло холодом от открывшегося нечеловеческого взгляда…

— Что же вы, ребята? — продребезжал издалека металлический голос диск-жокея. — Танцуем все!

И вновь дискотеку заполнило общее движение, больше похожее на конвульсию огромного многоголового и многоногого существа, старающегося выскочить из ставшей тесной раковины-ограды. С криком затолпились, давя друг друга, подростки у входа, по особо медлительным спинам застучали кулаки… И снова сомкнулись на неудачливой жертве грязные руки, снова крик захлебнулся в кровавой пене, хлынувшей изо рта.

С коротким треском обрушилась на кусты поддерживающая навес колонна, волоча за собой потухающий софит, а через зашатавшуюся ограду прыгали люди, окончательно втаптывая в землю сломанные ветки.

Дискотека пустела. Ее сборный механизм-организм таял, превращаясь в отдельных напуганных людишек.

Еще одно тело забилось на полу в агонии. Заляпанные до локтей влажные руки со скрюченными пальцами зависли в воздухе, шарил по азотному дыму медленный взгляд: неужто закончена на сей раз работа? А чье это лицо кривляется от страха среди громад аппаратуры?

Микрофон прыгал в дрожащей руке диск-жокея, и динамику еще удалось разнести по набережной последний, усиленный металлом вопль.

— Мы упадем… — заткнулась запись, и все стихло, так что плеск реки сделался удивительно громким и стало хорошо слышно, как неторопливо и тяжело переступает через похожие в азотной дымке на айсберги тела медлительный пустовзглядый убийца…

* * *

Пожалуй, с той злополучной дискотеки Альбине следовало уйти еще раньше — хоть ей и посчастливилось избежать страшной участи, придя в шесть утра на дежурство, она страдала от немилосердной сонливости.

— Чего мы такие невеселые? — встретил ее вопросом вечно сидящий на столе «братишка» — угловатый белобрысый семнадцатилетний паренек, подрабатывающий тут, чтобы оплатить учебу в медицинском колледже.

— А тебе не все равно? — проверив, правильно ли застегнуты пуговицы халата, нехотя отозвалась Альбина и опустилась на свой рабочий стул. — Между прочим, мне вчера предложили руку и сердце… И я, кажется, дала согласие.

— Прискорбно, — хмыкнул «братишка», сползая с журнала.

Альбина поморщилась, подыскивая в уме эпитет, достойный этого хаменыша, взяла освободившийся журнал в руки и в конце концов решила промолчать.

Не о пустяках ей следовало сейчас думать — о своей жизни со всеми грядущими в ней переменами. Вот если бы еще так сильно не хотелось спать…

Удостоверившись, что продолжения не будет, «братишка» спрыгнул со стола и поплелся за половой тряпкой. Альбина проводила его сонным взглядом, затем ее глаза закрылись сами по себе и все — журнал, больница, все, что ее окружало, — начало отдаляться. То, что надо было делать сегодня, то, что тревожило ее вчера, — все это теряло смысл. Спать, спать…

«Стоп! — Каким-то чудом она успела остановить это несвоевременное сползание в сон. — Сперва журнал…»

Она вздохнула, разлепила тяжелые веки, уставилась на неровные каракули сменщицы и поняла, что хочет кофе. Много. Крепкого…

Встав так резко, что перед глазами вспыхнула на миг серая пелена, Альбина зашагала к сестринской. По дороге она лишь чудом не споткнулась об брошенную посреди коридора швабру: «братишка» уже восседал на подоконнике, плюща кончик носа об стекло.

— Скотина… — чуть слышно прошептала девушка.

— Чего? — отдернулся от стола «братишка».

— Ничего… разбросал тут! — Альбина с трудом сдержалась, чтобы не выругаться покрепче.

«Да, видел бы меня сейчас Руди! Вот она, вся моя „интеллектуальность“! Цена ей — одна недоспанная ночка да грязная швабра…» От этих мыслей Альбине стало совсем горько, но раздражение развеялось, прихватив с собой часть сонливости.

Она поторопилась дать согласие. Альбине не хотелось в этом сознаваться, но это было так. Кто просил ее говорить «да» человеку, с которым ей всегда придется следить за собой, как разведчику в чужой стране, чтобы не оттолкнуть, не разочаровать? Да, в каком-то смысле о таком женихе, как Рудольф, она могла только мечтать. Нет, даже мечтать о нем для заурядной медсестры платного терапевтического отделения было слишком большой дерзостью. Сколько бы ни говорилось о демократии и всеобщем равенстве, люди богатые или приближенные к власти во все века и времена были особой кастой, крайне неохотно допускающей в свой круг «посторонних». Хорошая фигурка и смазливая мордашка для девушки из числа простых смертных могла стать пропуском в их замкнутый мирок — но обычно временным и не дающим никаких прав, да и выписывали их чаще всего старые или особо некрасивые женатики. А чтобы молодой, свободный, неглупый и внешне выше среднего захотел с такой, как она, серьезных отношений — это уже нечто из области фантастики. Проще найти старинный клад в новостройке. За такой уникальный шанс не то что руками и ногами — зубами цепляться надо, а не морочить себе голову глупыми вопросами вроде «А действительно ли я его люблю?». Но… Альбина была такой, какой была.

— Сейчас уберу, — глупо хихикнул «братишка». — Понимаешь, там такой прикол: пациент из «дурки» сдернул… Вон ловят!

В самом деле возле подъезда виднелось столпотворение медицинских халатов и шапочек. Между ними мелькала традиционная синяя пижама (по правилам лечебницы пациентов каждого отделения наряжали в одежду особого цвета), на этот раз подкрашенная красноватыми пятнами неясного происхождения. Самым примечательным в ЧП было то, что санитары медлили наваливаться на «синего» всем скопом, держались осторонь, вроде как уступая ему дорогу, но в то же время сохраняя вокруг него кольцо, предотвращая полное и безостановочное бегство.

— Ну и что?

Альбина отвернулась от стекла: за пару секунд зрелище успело ей наскучить, кроме того, ее ждали не сваренный еще кофе и больные, которые вот-вот должны были начать просыпаться.

— Да так, — снова сплющился, прижимаясь к окну, острый нос «братишки». — Люблю приколы…

— Ну-ну.

Альбина оттолкнула ногой рукоятку швабры и пошла дальше.

С кофе следовало поспешить — среди пациентов случались и «жаворонки», готовые в срочном порядке написать жалобу главному врачу, если медсестры не было на месте хотя бы несколько минут.

Тем временем события во дворе продолжали развиваться. В какой-то момент «синяя пижама» выхватил из круга санитара и подмял беднягу под себя. Он передвигался неторопливо, будто страдал от редкостной лени, и неясно было, почему никто из санитаров не воспользовался удобным моментом и не прыгнул на него сзади. Когда среди младшей медицинской братии нашелся такой смельчак, «синяя пижама» уже разгибался.