Но мы их не сделали.

Сначала наткнулись на нашу сгоревшую арту «Hummel». И сомкнувшийся с ней в смертельных объятиях не наш легкий танк «Леопард». Мы даже не остановились, чтобы проверить, остался ли кто в живых. Сначала нужно победить и выжить самим, а уж потом, как сказал бы Михаил Юрьевич Лермонтов, считать раны и товарищей.

Второй «летающий глаз» настиг нас, когда мы ползли на первой передаче вверх по крутому склону, намереваясь перевалить через сопку и оказаться на южной окраине городка, где и был расположен НП.

Он зашел со стороны солнца, и потому я его вовремя не заметил.

Первый же выстрел оплавил башню и превратил мой МГ-34 в кусок бесполезного металла. А когда я нырнул внутрь за фаустпатроном и снова высунулся из люка, стараясь поймать в прицел эту летающую сволочь на доступной для моего оружия дистанции, «глаз» плюнул лазерным боевым лучом второй раз.

Последнее, что я помню перед тем, как потерять связь с окружающим миром, – это страшный, всепоглощающий грохот, который (да, да, мне кажется, что именно он, а не взрывная волна) вышвыривает меня наружу из командирского люка. А в глаза бьет яркий оранжевый свет, жар опаляет лицо, я падаю вниз, ударяюсь головой о кормовую броню, и наступает полная темнота…

…Черный дым от горящей «Пантеры» столбом поднимался к небу. Было хорошо видно свернутую набок развороченную башню и тела двух мертвых танкистов, изломанными куклами валяющиеся неподалеку.

– Последний, – сказал Джафар, сажая глайдер неподалеку. – Это – последний.

– Хорошо попали, – удовлетворенно заметил белобрысый. – Даже боезаряд сдетонировал.

– Следует отдать им должное – они храбро сражались, – заметил китаец. – Древние пулеметы и пушки против боевых лазеров. Достойно восхищения. Я получил истинное удовольствие.

Когда стало ясно, что умирающий Аркадий передал свое радиосообщение, а два экипажа из десяти поверили ему и открыли огонь по «летающим глазам», выход оставался только один: немедленно уничтожить всех. Что и было проделано с помощью все тех же «летающих глаз». Все-таки даже танковые пулеметы времен Второй мировой против боевых лазеров не играют. И танковая броня прожигается тоже на раз. Хотя один «летающий глаз» все-таки был потерян, сбитый огнем пулемета вот этой самой «Пантеры». О чем это говорит? Расслабляться и терять бдительность нельзя, даже если у тебя решающее преимущество, и ты на пятьсот процентов уверен в победе. Сегодня они убедились в этом дважды.

– Одно плохо, – заметил рыжий. – Так и неясно, кому из нас досталась Луна. Сразу говорю, что жребий тянуть мы не станем.

– Зачем жребий? – удивился Джафар. – Решим вопрос. Мы же цивилизованные люди.

Он взял плазменный излучатель и открыл дверцу.

– Стоит ли? – спросил китаец. – И так ясно, что все погибли.

– Если хочешь, чтобы все было сделано, как надо, делай это сам, – ответил Джафар. – Я хочу убедиться лично.

Никто из них не заметил, как сзади, из-за гусеницы танка высунулось туповатое рыло фаустпатрона. И уж тем более никто не услышал, как чьи-то спекшиеся губы тихо, почти беззвучно, прошептали: «Огонь».

…Когда сверху перестала падать земля вперемешку с кусками металла и горящего пластика, и дым рассеялся, я, цепляясь за горячую, нагретую солнцем гусеницу, поднялся на ноги и шагнул к разбитому глайдеру.

Это они хорошо придумали – настоящее оружие времен Второй мировой. Очень правильно. Оказывается, и фаустпатрон может плясать против РПИ – ручного плазменного излучателя. Особенно на эффективном для первого расстояния до тридцати метров. Примерно столько здесь и было.

Я подошел вплотную и повел стволом МП-40, считая тела. Пятеро. Чернявый араб, белобрысый европеец, рыжий амер и китаец. Плюс доктор. Все, как и сообщил перед смертью Аркадий. Доктора жалко, но сам виноват. Нужно выбирать, на кого работаешь. Ага, тут же сказал я сам себе, можно подумать, ты выбирал, когда согласился на эту игру.

Араб шевельнулся и застонал. Я шагнул ближе, меня заметно шатнуло. Но равновесие удержал, вгляделся. Его лицо и грудь с правой стороны были залиты кровью так, что даже не определишь, куда он ранен.

– Десять миллионов, – сказал он и приоткрыл левый, наполненный болью глаз. В полуметре от его правой руки валялся плазменный излучатель. Все правильно, перед тем, как я выстрелил, оружие было у него в руке.

– Что? – спросил я.

– Десять миллионов энерго, если ты меня спасешь, – его голос звучал на удивление спокойно и уверенно для того зрелища, которое он собой представлял. Сразу было понятно – этот человек умеет управлять людьми и судьбами. – Портативный автореаниматор – в наблюдательном пункте. И никто никогда ничего не узнает. Я – Джафар. Клянусь Аллахом и своей честью. Тебя ведь Слава зовут, да? У тебя жена Катя и больной сын. Ты станешь богатым человеком, Слава, и спасешь сына…

– У тебя нет чести, не лги. Да и в наличии Аллаха я сомневаюсь, – сказал я и нажал на спусковой крючок.

Девятимиллиметровые пули разорвали еще живое тело того, кто назвал себя Джафаром. Он дернулся, левая, унизанная перстнями рука заскребла выжженную сухую землю, затем человек издал нечто среднее между кряканьем и хрипом и затих.

Я облизал сухие губы и подумал, что первым делом нужно раздобыть воды – очень хочется пить. Затем заняться своими ранами – левый бок болел неимоверно и, кажется, снова пошла кровь. Также продолжал саднить лоб и одновременно затылок. Что он сказал? Портативный реаниматор? Это хорошо. Пригодится. Затем нужно разыграть свою смерть. Лучше всего найти кого-то похожего на себя из убитых танкистов других экипажей, перетащить сюда, облить бензином и сжечь. Предварительно, переодев в свою форму. Так, на всякий случай. Поэтому, простите меня, ребята, но хоронить я никого не стану. Ибо, если есть могилы, значит, должен быть и тот, кто их копал. Хорошо, к слову, что мы сюда прибыли без всяких документов, полное инкогнито… Далее. Этих четверых будут искать и обязательно найдут. Рано или поздно. Значит, тела лучше всего уничтожить. Полностью. И для этой цели вполне подойдет ручной плазменный излучатель. Хватило б только заряда и запасных батарей.

Или оставить все как есть и сымитировать последний бой?

Вон Сашка мертвый лежит, мехвод мой. Подтащить его сюда, сунуть в руки пустой фаустпатрон и автомат… Так, чтобы тому, кто будет это дело расследовать, сразу стало понятно, что тут произошло. И, главное, правдиво ведь выйдет. Так все и было. Только Сашка вместо меня, а ему уже все равно…

Ладно, это я потом решу – что лучше. Башка после двух контузий подряд соображает хреново. А пока…

Я присел рядом с мертвым Джафаром и осмотрел его руку. В глазах все плыло и качалось, но усилием воли я не позволял сознанию меня покинуть.

Держаться. Думать. Действовать.

Четыре золотых перстня. Два с бриллиантами, один с изумрудом и один с огромным рубином. Не нужно быть специалистом, чтобы понять – этот сукин кот носил на руке целое состояние. Что ж, знаешь, даже прощения не буду просить. Ни у тебя, ни у твоего аллаха. Это теперь мое, потому что ты мне должен деньги. А деньги мне нужны, чтобы спасти сына.