Имена главных героев можно обнаружить в постримской Британии (шестой или седьмой век нашей эры). Не было ни реального Тристана, ни короля Артура, но на Британских островах сохранились волнующие каменные надписи о местных народных героях, чьи имена прикрепились к гораздо более древнему телу сказок, несколько мифологических по происхождению.

Тем не менее, большинство исследователей согласны с тем, что, рассматривая эти кельтские истории как прямые источники для легенд о Тристане и Изольде, средневековый ирландский и уэльский материал следует воспринимать как аналоги, которые, по-видимому, вытекают из того же, ныне утраченного, докельтского источника.

Эти устные рассказы были сохранены друидами; самые ранние сохранившиеся версии были записаны христианскими священниками в Ирландии между седьмым и девятым веками, а также в Уэльсе в двенадцатом веке. Поскольку Ирландия никогда не была завоевана Римской империей, она не прошла через «мрачное средневековье», как многие страны Европы. Женщины в раннесредневековой Ирландии имели гораздо больше прав и свобод в соответствии с законом, закрепленных в Caín Adomnáin («Законе Адомана»), ок. 679–704 нашей эры, чем их континентальные сверстницы, что отразилось и на сильном характере женских персонажей.

Есть три древнеирландские истории, которые легли в основу легенды о Тристане: 1) aitheda («рассказы о побеге»), в которых молодая женщина убегает от пожилого мужа с молодым человеком; 2) tochmarca («рассказы об ухаживаниях»), в которых женщина активно участвует в выборе мужчины для брака; 3) immrama («рассказы о путешествиях»), в которых герой отправляется по морю в Другой мир.

Старые ирландские сказки, которые больше всего похожи на любовную историю Тристана и Изольды, – это Tochmarc Emire («Сватовство Эмер») десятого века, и Tóraigheacht Dhiarmada agus Ghráinne («Преследование Диармайда и Грайне»), датируемое ранним современным ирландским периодом, но сюжет и персонажи прослеживаются с десятого века. В этих историях женские персонажи обладают огромной силой и ближе к мифологическим богиням. Другие истории, напоминающие сложные отношения Бранвен с Эсильтой, относятся к девятому или десятому веку: Tochmarc Becfhola («Сватовство к Бекфоле»; в другом переводе – «Любовные терзания Бекфолы»), и Fingal Rónaín («Убийство Ронана»), двенадцатого века.

Когда в пятом веке нашей эры римляне ушли из Британии, многие жители с юга острова иммигрировали в северную Францию. В течение следующих пяти столетий сохранялась торговля и отношения между Корнуоллом, Уэльсом и Бретанью. Бретонцы говорили на языке, схожим с уэльским и корнуолльским, что облегчало хождение Артуровских» легенд, к которым они добавляли свои собственные народные сказки. К двенадцатому столетию профессиональные бретонские conteurs (рассказчики) стали самыми популярными придворными исполнителями в Европе, и именно эти блуждающие менестрели принесли легенды о Тристане королевским французским и англо-нормандским дворам – в том числе Генриха II и Алиеонор Аквитанской, прославившейся своим покровительством трубадурам на юге Франции.

Бретонские песни о подвигах Тристана вскоре были записаны как стихотворные романы англо-нормандских поэтов Беруля, Томаса Британского и Марии Французской (кстати, единственной женщины), а также немца Эйлхарта фон Оберге. Пересказы Беруля и Эйлхарта принадлежат к тому, что часто называют version commune («примитивной версией»), что означает, что они ближе к их фольклорному источнику. Тристан Томаса является частью version courtoise («придворной версии»), на которую повлияли придворные идеалы любви.

Двенадцатому веку часто приписывают рождение романтики, и Тристан, по крайней мере, частично несет за это ответственность. Это не значит, что люди не влюблялись до этого, – конечно, но впервые сексуальная любовь между мужчиной и женщиной (обычно запретная) стала центральной темой в литературе. Первые слушатели этого нового жанра, в котором рыцарь присягает на верность далекой, недостижимой (часто замужней) леди, были придворными аристократками, и, подобно читателям романов, их аппетиты были ненасытными. И если аудитория была женской, то поэты и авторы были мужчинами, часто – священниками на службе у дворянок. Таким образом, поэзия, творимая по требованию аристократических покровительниц, может считаться первым фанфиком.

Однако, хотя придворная леди могла иметь власть над своим страстным рыцарем, в реальности дворянки быстро теряли права собственности и наследования, поскольку аристократия становилась замкнутым классом, которым управлял строгий патрилинеарный закон. Легенды, подобные истории о Тристане и Изольде, показывали возможность бегства для дворянок (но таких случаев, несомненно, было меньше, чем физически и эмоционально спокойных браков), а также усиливали все более объективированный статус женщин. Таким образом, изображение женщин в легендах о Тристане демонстрирует конфликт между сильными героями кельтского происхождения и новой идеализированной, но дегуманизированной придворной дамой.

Именно этот конфликт особенно интересовал меня как повествователя, и именно его я исследую в моих женских персонажах. Поскольку легенда, которой я следую, представляет собой смесь проблем разных исторических эпох, я решила выбрать для своего пересказа более фантастический контекст, и выбрать те аспекты традиции, которые лучше всего подходят к истории Бранвен. Таким образом, я также следовала по стопам средневековых авторов, которые, хотя и ссылались на реальные места действия или на реальных королей, не были особенно обеспокоены точностью. Истории, которые они сочиняли, были не столь историчными, как мы полагаем сегодня, но ближе к фэнтези.

В девятнадцатом веке немецкий композитор Рихард Вагнер обратился к роману о Тристане знаменитого стихотворца тринадцатого столетия Готфрида фон Штрассбурга, вдохновившего его на создание известной оперы. Готфрид, в свою очередь, использовал в качестве исходного материала англо-нормандскую версию Томаса Британского, продемонстрировав бесконечное переплетение вдохновения и адаптации.

Предания о Тристане берут начало в разных традициях, которые были привиты в корпус Артуровских легенд (возможно, в Уэльсе, возможно, на континенте), и навсегда переплелись с прозаическими романами тринадцатого века.

Одновременно с Готфридом была создана древнескандинавская адаптация брата Робера, норвежского священника, и легенды о Тристане завоевали популярность не только во всей Скандинавии, но и на Иберийском полуострове и в Италии. Известны также ранние чешские и белорусские версии, и поздние переводы на польский и русский языки. Данте также упоминает несчастных любовников в своем «Аду» четырнадцатого века, а сэр Томас Мэлори в пятнадцатом веке посвятил Тристану (Тристраму) целую книгу в составе своей Le Morte d’Arthur («Смерть Артура») – одном из самых известных произведений на английском языке.

Популярность Тристана и Изольды резко упала во времена Ренессанса, но была возрождена романтическими поэтами конца восемнадцатого и начала девятнадцатого веков, когда искали противоядие от изменений, произошедших в результате Промышленной революции, – хотя Средневековое прошлое воспринималось сквозь очень розовые очки. Тем не менее интерес к Тристану и Изольде и их окружению сохраняется уже более тысячи лет, и было бы удивительным, если бы он не сохранялся и сейчас.