– И еще, – с отчаянной решимостью произнес Луиджи, – я поклялся исполнить любую вашу просьбу.

– Решение не из лучших, – сообщил коту Ворон. – Представляю, какой спор поднялся бы, вздумай наши неподражаемые дуксы выяснять, имеет ли законную силу клятва, данная во сне.

– Мне плевать, сколько и каких шаров бросят эти болтуны, – выпалил Луиджи, – но я хочу, чтоб вы знали: Джильди от своего слова не отрекаются.

– Очаровательно, – Алва потянулся и взялся за оставленную было бутылку. – Когда я захочу луну с неба, обязательно вам скажу.

– Монсеньор, – Луиджи очень внимательно посмотрел сначала на кота, потом на синеглазого человека в черной рубашке, – мне вот что пришло в голову… Это не было сном, иначе почему вы не ложились?

– Если я знаю, что выспаться не удастся, – зевнул Рокэ, – я предпочитаю не спать вообще.

– И все равно я – ваш должник и был бы счастлив считать вас своим другом.

– А вот этого не надо. Дружба, знаете ли, ужасно обременительная вещь.

– Я не привык, чтоб моей дружбой пренебрегали. – Луиджи понимал, что несет несусветную чушь, но остановиться не мог. – И я не привык ходить в должниках.

– Последнее легко поправить, – холодно произнес Рокэ. – Дайте слово, что выполните мою просьбу, и будем в расчете.

– Какую просьбу?

– Всему свое время, – кэналлиец поморщился и неожиданно зевнул. – Кстати, с какой радости вы залезли на клячу, с которой я, по вашему утверждению, вас согнал? Покататься захотелось?

– Там была девушка… Я ее любил, но ее больше нет. Я – мерзавец, Монсеньор. Она умерла, а я…

– А вы – нет, – перебил герцог, – и правильно сделали. Жизнь – куда более приятная вещь, нежели смерть. Ваше здоровье, кстати. По утрам оно нам нужно, как никогда.

– Благодарю. – Зачем он все это рассказывает чужаку? – Поверьте, я не собираюсь кончать с собой, но я вел себя вчера, как свинья. Я замарал и себя, и ее, потому она мне и приснилась… Я должен был уйти, а я… Мое сердце принадлежит умершей, я ее никогда не забуду. Понимаете, никогда!

– С чего вы взяли, что здесь кто-то претендовал на ваше сердце? – Узкая рука небрежно пригладила черные волосы. – Уверяю вас, оно здешним обитательницам без надобности, в отличие от других, гм, орудий любви. Если вам угодно блюсти верность – блюдите. Но не в ущерб здоровью и здравому смыслу.

– Монсеньор… – Разговор, как и собеседник, был странным, но Луиджи Джильди отнюдь не собирался его прекращать.

– Женитесь по расчету, – посоветовал Первый маршал Талига, припадая к бутылке, – а спите с дамами, которых волнует ваш любовный пыл. Так вы сможете хранить верность своей любви сколь угодно долго и, прошу заметить, без всяческих неудобств. В противном случае вы рискуете возненавидеть и себя, и покойную и стать похожим на эсператистского мученика, а они были такими утомительными.

– Слышали бы вас в Агарисе, – Луиджи не мог подавить ухмылку.

– О, – махнул рукой Алва, – они это давно знают… Как вы, кстати говоря, нашли Софию? Я ведь посадил вам на колени ее?

– Наверное. – В голове у Джильди все перепуталось. Даже не перепуталось, а поменялось местами. Мерзкий сон казался явью, а то, что было на самом деле, расплывалось, как мокрая краска.

– А вам, Монсеньор… Какая из дам понравилась вам? – простонал Марсель Валме, выползая на террасу. – Рокэ, умоляю, вина! Умираю…

– Сейчас в Фельпе умирают многие, – заметил Алва, но бутылку открыл. – Пейте… А что до дам, то три из четырех были весьма неплохи во всех отношениях.

– Вы – воплощенное милосердие, – сообщил Валме. – Так как вам малышка Клелия?

– Никогда не любил девственниц, – зевнул Алва, – утомляет…

– Девственница?! – Валме задохнулся от возмущения. – Вы говорите, девственница?!

– По крайней мере была таковой. – Рокэ отхлебнул вина и покачал головой: – Впрочем, этого следовало ожидать.

Какая ерунда! Неужели это и есть жизнь? Ночью – пьяные кошмары, утром – глупые разговоры и пустота. Лучший воин Золотых Земель пьет вино на чужой террасе и обсуждает с едва проспавшимся повесой ночные похождения… А чем он лучше? Он хуже, потому что эти двое не пачкают в грязи свою любовь.

– Луиджи, – Марсель жизнерадостно ухмыльнулся, – выпейте, и все будет в порядке.

В порядке не будет, но он выпьет.

– Ваше здоровье, господа.

– Рокэ, – капитан Валме с порозовевшим лицом уселся напротив маршала, – если вам не нравилось, за какими кошками вы с ней возились?

– Должен же я иногда делать нечто доброе и возвышенное. – Алва поднялся. – Жизнь состоит не только из удовольствий, но и из жертв. Хватит, господа, собирайтесь, и едем домой. Веселившиеся ночь напролет дамы утром являют собой не лучшее зрелище… Луиджи, вы с нами?

Джильди кивнул. Ему не хотелось оставаться на вилле, кроме того, мерзкий сон никак не шел из головы. Даже не сон, а что-то такое, что не позволяло расстаться с Алвой. Пока он с талигойцами, кошмар не вернется.

3

Катарина Ариго была лгуньей, шлюхой, дрянью, змеей, но как же она держалась! Играть на арфе, когда творится Леворукий знает что, – это надо уметь. В музыкальной гостиной было тепло, но Луиза то и дело вздрагивала. Вдова капитана Лаик еще не забыла Октавианскую ночь, тогда они тоже сидели и ждали. Дамы потерянно молчали: одни жались к королеве, другие, наоборот, делали вид, что оказались здесь случайно. Что-то произошло, это понимали все, но что?

Девочка в белом перевернула ноты, Катарина заиграла что-то легкое и радостное, мелодия бежала, как ручеек, по которому пляшут солнечные зайчики. Музыкантша перебирала струны и чему-то улыбалась, а из малой приемной по очереди исчезали фрейлины и придворные дамы. Герцогини, маркизы, графини, баронессы одна за другой раздвигали белый атласный занавес и не возвращались. Не хотели или не могли? Луиза с трудом удержалась от того, чтобы перебраться к Айрис и Селине. Если Катарина попалась на какой-то пакости, так ей и надо, а если случилась беда? Общая беда.

Войти во дворец трудно, но убраться отсюда еще труднее. За себя капитанша не боялась, невелика потеря, и потом, грехов за ней особых не числится, а красота в Рассветных Садах не главное. Да и кому нужна дуэнья? Ну, серьги отберут, ожерелье, беды-то, а вот девочки! Она отвечает за них, за обеих. Перед собой, Создателем, синеглазым кэналлийцем и даже перед надорской дурой, которой не дала увезти Айри.

Луиза тихонько подвинула затекшие ноги и постаралась сосредоточиться. Что бы ни произошло, Манрик остается на посту. Манрик – враг врагов Алвы и кардинала, уже хорошо. А вот то, что из-за Сэль ему продырявили плечо, плохо, хотя против Монсеньора рыжак не пойдет. Против него никто не пойдет, по крайней мере Луиза очень на это надеялась. Скорее всего раскрыли какой-то заговор, к которому королева приложила ручонку, но как она это сделала? Луиза болталась при дворе с