Зрачки Чу Ваньнина чуть расширились. Наконец, он все-таки повернулся и посмотрел на него:

— Тасянь-Цзюнь… в конце концов, что именно он сделал?

Он не смог сказать «ты», поэтому сказал Тасянь-Цзюнь.

Однако этого хватило, чтобы подарить Мо Жаню проблеск надежды. Однако этот слабый лучик все еще был слишком тонким: с одной стороны, ему хотелось изо всех сил ухватиться за него, а с другой — от страха его душа ушла в пятки.

Губы Чу Ваньнина чуть шевельнулись, глаза слегка сощурились.

— Убил человека?

Мо Жань не ответил.

— Вырезал целый город?

Мо Жань закрыл глаза, продолжая хранить молчание.

Чу Ваньнин вспомнил те странные сны, что видел раньше и считал просто абсурдными эротическими кошмарами, потом подумал о том мужчине в Зале Духа Дракона, о его речах и поведении по отношении к нему, и смутно начал понимать подоплеку всего этого дела. Слова вертелись на кончике его языка, но он все еще не мог задать прямой вопрос и, в конце концов, сказал лишь:

— А я? Разве я рядом с ним[242.2]?

Кадык судорожно дернулся. Он хотел бы ответить, но был не в состоянии ничего сказать.

Мо Жань так долго трусливо бежал от неизбежного, и вот сегодня небесные сети, наконец-то, поймали его и на этот раз в них не было дыры, через которую он мог ускользнуть. Он чувствовал себя преступником, что, преклонив колени, стоял на помосте для казни в ожидании смерти и уже видел тень от палача, который занес над ним свой палаш.

Когда упадет голова? Когда упадет голова…

Внезапно он понял, что больше не желает ждать и снова убегать. Жить вот так, все время ожидая, когда опустится меч, слишком тяжело и изматывающе. Уж лучше он сам разобьет голову о стену, забрызгав все вокруг своей кровью.

Мо Жань открыл глаза и сказал:

— Войдем в пещеру.

Пальцы его шевельнулись, словно он хотел взять Чу Ваньнина за руку, но в конце концов, он лишь потеребил уголок своей одежды и пошел впереди.

Прежде чем войти в эту горную обитель отшельника, он на мгновение замешкался, а после, обернувшись к Чу Ваньнину, растянул рот в широкой улыбке:

— Учитель.

Чу Ваньнин посмотрел на этого молодого человека, который улыбался ему так ярко и пылко, словно хотел в один миг растранжирить все надежды и счастье, что были ему отмерены.

И больше не использовать до конца жизни.

При виде этого улыбающегося лица сердце Чу Ваньнина пронзило отрезвляющей разум болью. Он подошел ближе, но нужные слова так и не пришли ему в голову, душа пребывала в полном смятении, поэтому он просто поднял свою холодную, как лед, руку и погладил такое же холодное лицо.

— … — на миг Мо Жань потрясенно застыл на месте. Медленно его глаза широко открылись.

Чу Ваньнин же закрыл глаза и вздохнул. Крепко схватив и притянув к себе руку Мо Жаня, который больше не смел проявить подобную инициативу, как будто одновременно говоря это самому себе и обращаясь к Мо Жаню, он сказал:

— Я… своими глазами видел, как ты вырос и стал таким, как сейчас. Так что ты — не он. Ты совсем не похож на Тасянь-Цзюня.

Мо Жань, который по-прежнему напряженно вглядывался в его глаза, словно одеревенел. Потребовалось время, чтобы он нашел в себе силы улыбнуться. Горло перехватило, но он смог с трудом выдохнуть:

— Да.

Слезы застлали глаза.

Почему же не похож?

Он самый отвратительный человек в мире, сбежавший из прошлой жизни призрак демона.

Получив такую поддержку и одобрение еще до того, как была поставлена последняя точка, Мо Жань подумал, что Небеса в самом деле благоволят к нему. Что бы ни случилось, после того, как Чу Ваньнин восстановит свою память, он не будет роптать.

Закрыв глаза, Мо Жань взял Чу Ваньнина за руку и, сделав глубокий вдох, вошел в пещеру горы Лунсюэ.

Стоило им зайти внутрь, все, что было снаружи, как будто растворилось и исчезло.

Когда они осмотрели пещеру, то обнаружили, что она очень маленькая, примерно такого же размера, как спальня ученика на Пике Сышэн. Кроме голых стен, внутри был лишь один маленький столик, на котором стояла ржавая и обшарпанная курильница — точно такая же, как в свитке воспоминаний Хуайцзуя. Над курильницей вился слабый дымок. Обычно Мо Жаню не нравились запахи благовоний, однако запах из этой курильницы был не слишком резким и напоминал слабый аромат яблони в цвету.

— Что это за заклинание?

Чу Ваньнин покачал головой. Его голос звучал низко и ровно:

— Я не знаю. Создавший его «я» — не тот человек, кем я являюсь сейчас. Возможно, по воле собственной судьбы он овладевал заклинаниями, которых я не знаю. Это как и у тебя: вряд ли Тасянь-Цзюнь сможет воспользоваться твоей ивовой лозой как оружием.

Он перевел взгляд на струйку дыма, поднимавшуюся от курильницы:

— Может, надо прикоснуться, чтобы она могла опознать нас? — сказав это, он поднял руку и кончиком пальца легонько постучал по курильнице, однако и после этого так ничего и не произошло.

С того момента, как они вошли в пещеру, Мо Жань с нежностью и грустью наблюдал за Чу Ваньнином. Хотя ему совсем не хотелось, чтобы Чу Ваньнин вернул свои воспоминания, он все равно предложил:

— Поскольку эта иллюзия оставлена тем «Учителем» для нас двоих, возможно, одному прикасаться нет смысла. Нужно дать понять, что мы оба уже здесь.

— Хм… давай попробуем.

Одновременно — один слева, другой справа — они осторожно коснулись ажурного узора[242.3] на крышке курильницы. Яблоневый аромат в пещере тут же усилился и струящийся дым хлынул, словно волна, в одно мгновение заполнив всю пещеру так, что теперь невозможно было разглядеть даже пальцы на вытянутой руке. Не ожидавший такого бурного развития событий Мо Жань хотел схватить Чу Ваньнина за руку, но того в один миг поглотили клубящиеся облака дыма.

Мо Жань испуганно позвал:

— Учитель!

Но было слишком поздно. Это клокочущее облако дыма было наполнено необыкновенно мощной и чистой духовной силой, совсем не похожей на силу, рожденную из обычного духовного ядра. Казалось, что за пару мгновений его тело воспарило в небеса и тут же онемело так, что он не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Прежде чем и голос отделился от бренной оболочки и перестал слушаться его, Мо Жань