подобного, когда венчали на царство её супруга, Фёдора. В церковных дверях Бориса осыпали золотыми монетами. И кто бы? Сам князь Фёдор Мстиславский, который, Ирина сие хорошо знала, тоже тянулся к короне. «Боже милостивый, как всё лицемерно в сём мире», — подумала с горечью Ирина. И ей стало не так стыдно за брата, потому что он был заложником лести.

В день венчания царя Ирина покинула Кремль поздним вечером. Сентябрь был ласков. Москва встречала Новый год торжественно и благочинно, с весельем и утехами. Своё венчание Борис Фёдорович отметил повелением пировать в его честь двенадцать дней. Борис Годунов повелел освободить от налогов казённых земледельцев, наградил двойным годовым жалованием всех служилых — воинских и гражданских людей; купцам московским разрешил торговать беспошлинно два года, а всем господам повелел платить крестьянам законно и безобидно за труд.

Порадовало Ирину то, что брат так и не стал злопамятен. Ведь знал он, что кой-кто из бояр чинил ему козни, мешал на престол взойти. Ан нет, не ожесточился против них, а ещё чинами наградил. «Вот токмо напрасно родню сразу стал возвеличивать, — сочла Ирина. — Ишь как размахнулся, дядьке Дмитрию Ивановичу Годунову — конюшего, Степана Васильевича — в дворецкие. Помедлил бы. Не обернулись бы твои старания прахом и суетой», — сетовала Ирина, покидая Кремль.

А как выехала из Троицких ворот да показалась на Пречистенской улице, тут и бросилась к её карете молодая, с рыжими волосами женщина. Глазищи ярко-зелёные, сама гибкая, словно лоза. Прыгнула она на ходу в карету и зашептала скороговоркой:

— Венценосная дочь Всевышнего, не гневайся на меня за самовольство. Хочу, чтобы ты молилась за брата своего кровного. Ждут его великие испытания. Через два года ворог смертный объявится, вскормленный боярами; через три года мор придёт на Русь. Мученическая жизнь у брата твоего близится. Бог испытания шлёт. Молись за него, матушка, облегчи его страдания, — закончила Катерина и хотела карету покинуть. Да удержала её Ирина.

— Знаю тебя, ведунья. Ты уже вставала на пути моего брата, ведала ему судьбу. Сбылось твоё первое слово. Скажи и мне, что ждёт меня!

Катерина отрицательно покачала головой.

— Скажи, — настаивала Ирина. — Прояви доброту души, как к мужу моему проявила, защитив его след.

— Не пожалеешь?

— Как на духу перед Богом!

Глаза у Катерины в щёлочки превратились, побледнела она и тихо сказала, показывая на небо:

— Вон белый голубь летит. Скоро и ты вознесёшься. Да и осталось тебе четыре лета...

— Четыре лета! — испугалась Ирина. — Господи, за что, за какие грехи держишь меня на земле! — И хотела крикнуть Катерине: «Не хочу! Не хочу боле...» Да ведунья легко выпрыгнула из кареты, побежала к дому с палисадником, скрылась за кустами. Да только и было видно в открытую дверцу, как опускался туда же к дому с палисадником белый голубь.

Царица-инокиня взялась неистово молиться. С молитвами и в монастырь вернулась, да всё спрашивала себя: « Была ли белка-то? Да может, привиделся рыжий хвост?» Про Катерину она уже забыла. И только помнила слова: «Молись за братца, матушка!»

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

ПОСТРИЖЕНИЕ

Князю Фёдору Романову ещё в апреле, в ночь на Василия-выверни-оглобли, приснился сон, будто он покинул свои палаты и ушёл в лес, развёл там огонь, помолился и уснул. А в самую полночь разбудил его страшный шум: из глубины леса неслись нестройные дикие звуки, звон бубенцов, свист, дробь барабанная. От всего этого у Фёдора похолодело в груди и он стал прятаться за огонь. Звуки приближались, и вскоре боярин увидел на дороге странное гульбище. На высокой чёрной колеснице ехала Чума. За нею, прыгая и танцуя, — толпа чудовищ, ведьм, нетопырей, а над ними — стая сов и воронов. Свита Чумы с каждым мгновением всё умножалась, а что попадалось на её пути, превращалось в уродливые привидения и приставало к гульбищу.

Когда Чума поравнялась с костром, то затянула печальную песню, выманивая боярина к себе. Фёдор схватил топор и хотел ударить Чуму, а она вырвала у него топор и оказалась на шее, сдавила её, дышать нечем. Понял Фёдор, что смерть пришла, а слова в защиту сказать не может. Чума и спрашивает:

«Слыхал ли ты про меня, боярин?»

«Как же! Да многажды», — ответил Фёдор.

«Желанна ли я тебе?»

«Ох, как желанна!» — зло ответил боярин и попытался сбросить Чуму.

«Не трудись, боярин, ты мой. Неси меня по всей Руси. А как дойдём до последнего дома, я буду твоя».

И Фёдор побежал со своею ношей. На пути показалось большое село. Там звучали песни, народ веселился. Фёдор поспешил к людям, думая избавиться от Чумы, но она повела хусткою — и веселящийся народ исчез. И Фёдор увидел лишь синие тени мертвецов, а живые усердно копали могилы. И где Чума проходила-пролетала, погоняя Фёдора, всюду богатые и оживлённые города и сёла превращались в мёртвые кладбища. Видел Фёдор, как вначале бледные и дрожащие русичи при виде Чумы разбегались, а потом в страданиях умирали на улицах, на полях, в лесах. И вот уже Фёдор принёс Чуму к своему дому. Чума велит ему нести её в открытые ворота. Фёдор сопротивляется, бежит к Москве-реке и прыгает с крутого обрыва в глубокие воды...

Проснулся боярин в холодном поту. И словно колокол пробил в душе: «Погибель тебе! Погибель!» И не перечил Фёдор голосу, возникшему в глубине души, и только подумал: «Сон-то вещий!»

С той поры прошло два месяца, и ужасный сон забылся. Что там сон?! Жизнь кошмарнее снов становилась. Почувствовал боярин Фёдор, что над его головой сгущались тучи. А всё началось с того, что брат Александр пригрел у себя молодого искателя приключений. А был он иноком Чудова монастыря, по имени Григорий. Напоил его Александр до потери чувств, надел ему на грудь большой великокняжеский золотой крест и велел слугам тайно доставить в монастырь. Ночью же сонному нашептали чародеи, что он, Григорий, вовсе не Григорий, а отрок царских кровей. Когда Фёдор узнал проделки брата, в ужас пришёл, да дело было спроворено — и оставалось только ждать, чем всё завершится. И завершилось.

Когда — уж и не помнил князь Фёдор, на его подворье на Варварке появился человек из Судогожского стану Московского уезда, по имени Второй Бартенев. И так он князю проник в душу, что Фёдор взял его на службу и поручил ему ведать амбарами и