про то, что Луккай, он же Кир Харти, ушел через Дикий лес, чтобы отомстить тем, кто убил его мать, и отвести угрозу от близких, и про то, что вернется тот, скорее всего, именно в Хурнай. Там ведь, там реквизит труппы? Да и укрытие там лучшее из двух, о которых знал Харас. Но сначала должен угрозу отвести, обязательно должен. Он же ее накликал?

— Накликал он на них угрозу, накликал, — бормотал Квен, а Харас кивал и плакал. Не от страха, а от ненависти к самому себе. Наверняка думал о Кире Харти, растил внутри себя ненависть к названому брату за то, что тот глупой шалостью сковырнул жизнь всего семейства, но все равно плакал от ненависти к самому себе. Распятая на столе обнаженная молодая плоть дрожала от ужаса, а воевода смотрел на нее и думал, что жизнь, из которой выдернуто что-то важное, ничего не стоит, и если бы сейчас, в эту минуту он точно знал, что его, Квена, смерть отсрочит Пагубу, полоснул бы себя ножом по горлу, не задумываясь. Может, и полоснул бы, Мелит отвлек от поганых мыслей. Зашел посмотреть на пленников, выслушал то, что удалось выведать у Хараса, и сказал, что забирает их.

— Куда? — не понял Квен, собиравшийся использовать парочку как приманку.

— В Хурнай, — отрезал Мелит. — Тупи останется тут, в твои дела не полезет, но городом она будет заниматься. Если этот луззи говорит, что его братишка должен появиться в Хурнае, пусть послужит приманкой там. Никто не видел, как их взяли? Из живых никто не видел? Ловчих — окороти. И считай, что они убежали. Ушли от ловчих Далугаеша. Слух о том пусти. Может быть, сорвется что здесь с ловушкой, тогда другая ловушка захлопнется. Да не думай, без приманки я тебя не оставлю, Данкуй весточку бросил, что сам Хозяин Дикого леса везет тебе другую приманку, поймал кое-кого в своих угодьях.

Тогда Квен скривился так, словно у него заболели все зубы сразу. Данкуй! Где он был, когда воспитанник Куранта карабкался на столб и рисовал глаз на щите Паркуи? Не он ли подавал голос, что нельзя взобраться на столб без лестницы? Зато теперь перед глазами воеводы покачивалась на легком ветру сразу на четырех столбах именно придумка Данкуя. Вот уж кому Далугаеш только что в рот не заглядывает. Вкопать бы еще два столба к четырем да законопатить в два мешка и Данкуя, и Далугаеша. Неужели, если бы иша оставался в Хилане, посмел бы улыбчивый старшина устроить такое у северной стены Хилана? Теперь еще и помост измыслил между столбов. Зачем? Ну конечно! Пойманный Кир Харти должен будет сначала пройти испытание на дробилке, но не до плеч и паха, а до локтей и коленей, а потом будет поджарен на медленном огне. Вот они, дровишки, лежат тут же. Давно над Хиланом не витал запах жареной человеческой плоти, говорят, что с прошлой Пагубы, да и то слободка тогда пылала. Зачем это придумал Данкуй? Чтобы вовсе никого не осталось в Хилане? Так кто же правит столицей в отсутствие иши? Данкуй или Квен по благоволению Тупи, жены Мелита, дочери последнего урая? Гвардией так уж точно Квен правит. Отчего же тогда Данкуй, мерзкий, скользкий Данкуй, который появился неизвестно откуда, когда Квен еще был старшиной ловчих, который был назначен предыдущим ишей всего лишь начальником тайной службы, принимает решения, которые должен принимать Квен? Или он сам позволяет Данкую быть тем, кто он есть? Но почему?

Квен ухватился за нагревшиеся на солнце зубцы стены, тяжело вздохнул. Мерзок Данкуй, но кто бы еще смог говорить с ловчими Пустоты? А с этим Хозяином Дикого леса, в существовании которого Квен сомневался столько лет, сколько себя помнил, и который привез замену забранной Мелитом приманки, смог бы говорить воевода? Или только смотреть со стены, нервно сглатывая слюну и думая лишь о том, для чего же создает Пустота подобную дрянь? Отчего Данкуй держит себя с ними так, словно говорит с рыночными торговцами? А он, Квен, смог бы? Смог бы говорить с ними без дрожи?

Впрочем, этот гаденыш, последний отпрыск рода Харти, заслуживал, чтобы его родные болтались в мешках. И мучительной смерти он заслуживал. Как же он выбрался из Дикого леса? Каким-то чудом выбрался, и не только выбрался, но и убил Ганка. Когда до Квена дошли вести из Зены, как погиб ловчий, первое, что он хотел сделать, так это увидеть лицо Далугаеша. И увидел. Тот, еще утром презрительно поглядывающий вокруг себя, пришел к воеводе, сравнявшись цветом лица с красным небосводом, и, шипя, начал требовать разрешения казнить тех соглядатаев, а вместе с ними и глашатаев, которые сидели в одном трактире с Ганком и не уследили за убийцей! Должны были уследить, пусть даже он переодевался бы не девкой, а крысой!

— Лучше лови крыс вокруг наших домов, — ответил старшине ловчих Квен и почувствовал кроме ненависти в выпуклых глазах старшины еще кое-что.

А ведь точно. Далугаеш и сам был не прочь прикончить воеводу. К тому же мерзавец мерзавцем, а симпатию юркий циркач и в самом деле вызывал. Вызывал уже тем, что сумел пройти через Дикий лес. Да и дрянным ловчим был Ганк, пусть он не боялся никого и ничего, но был убит именно так, как и должен быть убит. Или хороший ловчий должен быть дрянным человеком? Квен поднял руки, чтобы потрогать собственные уши, и поймал кривую усмешку Далугаеша. Руки старшины ловчих не дрогнули.

Сейчас Квен стоял на стене и вспоминал. На второй день после того, как невесть откуда появившийся Данкуй приказал вывесить трупы на ярмарочной площади, к воеводе прибыли воины клана Смерти. Их было трое. Седой старик, молодой воин с длинными кудрями, лежащими на плечах, и тонкая черноволосая девка. Игай, Заманкур и Хурта. Девка по описаниям оказалась похожа на названую сестру Кира — Негу, только глаза у нее были не узкие, а большие, словно ламенская слива. Такие большие, что Квену показалось, будто она видит его насквозь. Воины пришли к Квену в дом поздно вечером, передав через стражника полоску ткани с изображением багрового щита, хотя Квен был уверен, что при желании они могли войти в дом без приглашения. Прошли же они как-то через ворота Хилана, через которые не мог войти никто, кроме горожан? Воины выслушали то немногое, что рассказал им воевода, затем начали говорить сами. Впрочем, говорила только Хурта, хотя вряд ли она была старшей. Квен даже подумал, что