Воскресные пикники семейки Брукс переплюнули барбекю моей юности. Мама подавала домашние маринованные огурцы и варенье к сырной тарелке, а на десерт – мороженое собственного приготовления. Ужин из запеченного лобстера или рыбы сопровождался мамиными рассказами о книгах, которые она прочитала по совету Эвелин, – не только «Страх полета» и «Джейн Эйр», но также произведения Умберто Эко и Милана Кундеры. Папа вспомнил, как однажды Эвелин пригласила к ним домой одного писателя, чье пристрастие к алкоголю было столь же известным, сколь его проза. Этот писатель разбил зеркало, не удержавшись на ногах и свалившись прямо на него. На белой рубашке быстро проступила кровь из ранок в плече, куда впились осколки. Пришлось увезти его в травмпункт, где медсестры активно позировали на совместных фотографиях со звездой. Протрезвев, он заявил папе, что ему в голову пришла идея для следующей книги. Впоследствии этот роман получил Пулитцеровскую премию.

Сентябрьские дни казались длинными и жаркими. Местные жители возвращались из семейных отпусков, с поездок на природу и музыкальных фестивалей. После стольких вечеринок, стольких часов, проведенных с кричащими детьми, люди жаждали получить, наконец, пищу для ума, и в этом им помогал наш сайт с информацией о книжных клубах и программах для постоянных клиентов. Придуманный Малькольмом клуб литературной жизни Лос-Анджелеса попал в список лучших занятий осени, выставленный в местной газете! Правда, после того, как встречи перенесли в бары. Малькольм проводил экскурсии для группы бледных, худощавых парней по барам, где дебоширил Чарльз Буковски, по корейскому кварталу и постоянному прибежищу Рэймонда Чандлера.

Лючия отвечала за наши социальные сети, и вела она их с таким энтузиазмом, что сама себе удивлялась. Она часами складывала книги в эстетичные композиции и вырисовывала идеальные сердечки со стрелой Купидона на пенке своего фирменного капучино. Чарли запланировал на осень несколько книжных ярмарок в зданиях начальных и средних школ города. Я основала клуб любителей истории США, что требовало от меня ровно столько преподавательских навыков, сколько у меня имелось: посетители, сидевшие со мной за мозаичным столиком, были достаточно взрослыми, чтобы понять ценность истории и проследить логическую связь между выбором прошлого и реальностью.

Я поняла, что День труда уже прошел и по всей стране стартовал учебный год, только когда мы с Малькольмом помогали Чарли загрузить в его помятый автомобиль коробки с книжками для ярмарки в начальной школе. Мы помахали ему рукой, как гордые родители, и я вспомнила, что в Филадельфии тоже началась учеба. Я представила, как директор проводит новой учительнице экскурсию по корпусам школы и жалуется на безответственную коллегу, которая в последний момент ушла с работы. Наверняка эта учительница чем-то похожа на меня, только моложе, активнее и с прямыми волосами. Я видела, как Джей, уже опытный преподаватель, помогает ей освоиться на новом месте, объясняет, за какими учениками необходимо следить особенно внимательно, чьих родителей лучше остерегаться и чьих родителей не стоит ждать на родительском собрании. Она будет искренне хохотать над его шутками, а он расскажет, кто ковыряется в носу, кто старается ради каждой оценки, кто бездельничает и кто задирается. Однажды между ними проскользнет искра, и когда-нибудь она перерастет в нечто большее.

Малькольм передал мне часть своих обязанностей, и теперь я закупала историческую литературу, политические книги и книги по социологии. Я также заняла пост главного организатора торжественного вечера. К нам почти каждый день поступали звонки от желающих купить билеты, но мест уже не осталось, а еще с нами связывались из различных торговых точек. Менеджеры рекламировали услуги своих компаний, в которые входили ужин из трех блюд, дегустация вин, мастер-класс по выпечке хлеба, массаж и косметические процедуры, причем совершенно бесплатно. Сами по себе эти подарки не помогали погасить долг, оставшийся даже после выручки за билеты, но мы организовали анонимный аукцион, где люди, по идее, должны были заплатить втридорога. По крайней мере, мы на это надеялись. Наши постоянные клиенты являлись нашим последним шансом.

Несмотря на удивительные истории, которые мама с папой рассказали мне об Эвелин, они так и не приходили в «Книги Просперо». Я приглашала их на литературные вечера, встречи книжных клубов, даже на кружок вязания крючком Лючии. Я предложила папе стать моим советчиком в недавно открывшемся историческом книжном клубе. Хоть он и прислал мне на почту список книг, которые, по его мнению, подошли бы под формат клуба, он не посещал сами встречи. Мама же всегда оказывалась занята – бегала сначала по домам своих клиентов, а потом по антикварным лавкам и магазинам светильников.

– Как только закончу с этим проектом, обязательно заскочу, – обещала она, а затем подписывалась на новый проект, едва закончился старый, из страха, что небольшой перерыв перерастет в полноценный выход на пенсию. Чего она, разумеется, не хотела.

Мама твердила, что у нее не хватает времени, но я прекрасно понимала истинную причину ее нежелания приходить в «Книги Просперо» – она боялась, что магазин хранит в себе слишком много воспоминаний об Эвелин или, наоборот, слишком мало.

Но наш торжественный вечер не был посвящен Эвелин, Билли или даже мне. Он был посвящен тем, кто хотел спасти магазин от упадка.

* * *

Наконец наступила праздничная дата. По кафе разносился запах корицы и шоколада. Чарли и Лючия стелили скатерти на столики, раскладывали тарелки с трюфелями и яблочными тарталетками, которые нам предоставила одна пекарня. Нам все еще не хватало несколько тысяч долларов, чтобы погасить долг в октябре, но помогли соседи: мексиканский ресторан, располагавшийся неподалеку, приготовил несколько тарелок флаутас, цветочный магазин помог украсить столы, а местный художник нарисовал на нашем панорамном окне литературную карту Лос-Анджелеса с Просперо в самом центре. Казалось, каждый пытался помочь по мере возможности. Местные жители, к нашему изумлению, постарались сделать все, что в их силах, и теперь мы были совершенно уверены, что с их помощью наш торжественный вечер пройдет потрясающе.

Увидев, как я спускаюсь, Чарли снял шляпу и поклонился. Я приподняла подол белого платья, купленного в секонд-хенде и похожего на сорочку, что носила Миранда в каждой постановке «Бури», и кивнула ему в ответ. На моих волосах красовался венок из цветов. Лючия надела простое платье, чем-то похожее на мое, но не украсила прическу. К груди она прижимала кулинарную книгу, а из-под рукавов выглядывали татуировки, будто нательная рубашка. Лючия сказала, что нарядилась в героиню Титу из книги «Как вода для шоколада». Тита влияла на чувства людей через свою еду.

Малькольм вышел из кухни, держа в руках поднос с пирожными. Он спрятал волосы под ковбойской шляпой. Из-за желтых авиаторов его глаза казались бирюзового оттенка. Во рту болталась незажженная сигарета.

– Что? – спросил он, заметив мой взгляд. – Ты же не разрешила мне одеться Филипом Марлоу.

Малькольм ушел к столикам, пародируя развалистую походку Хантера Томпсона и бормоча различные фразочки, которые вполне можно было бы услышать из его уст.