Мужчина указывал на де Вральи. Иноземец пожал плечами.

— Разве мы друг другу представлены, сэр? — спросил он и подъехал к королю, шерифу и другим членам королевского двора, собравшимся под огромным деревом.

Брызгая во все стороны слюной, шериф почти прокричал:

— Ты… Ваше величество, это тот самый негодяй, который приказал сжечь гостиницу! Который позволил избить ее хозяина, человека верного и хорошего…

Де Вральи непринужденно качнул головой.

— Это меня вы только что назвали негодяем?

Король положил руку на уздечку коня чужеземного рыцаря.

— Подождите, милорд. Я должен разобраться с этим обвинением, — король взглянул на шерифа, — каким бы беспочвенным оно ни было.

— Беспочвенным? — воскликнул представитель закона.

Губы де Вральи растянулись в улыбке.

— Ваше величество, все это правда. Мои оруженосцы пару раз ударили никчемного деревенщину и сожгли его таверну, преподав урок за излишнее высокомерие.

Он чуть приподнял левую бровь, красивые ноздри раздулись, а губы превратились в тонкую полоску. Король глубоко вздохнул. Гастон следил за ним очень внимательно, готовый выхватить из ножен меч. На этот раз даже де Вральи не сможет избежать наказания. Монарху нельзя показывать слабость перед собственными людьми, вассалами и офицерами. «Похоже, мой кузен совсем лишился рассудка», — подумал Гастон.

— Сэр рыцарь, вы должны объясниться, — приказал король.

Де Вральи приподнял обе брови.

— Я — лорд и обладаю правом вершить правосудие. Я могу приговорить человека к смерти или наказать его более мягко. Это право даровано мне при рождении, и, чтобы забрать чью–то жизнь, мне не нужно спрашивать разрешения. Я спалил больше деревенских лачуг, чем мальчишка оторвал крыльев у мух. — Де Вральи покачал головой. — Поверьте мне, ваше величество, он понес заслуженное наказание за собственную глупость. И давайте больше к этому не возвращаться.

Шериф схватился руками за луку седла, едва сдерживая себя.

— Ничего подобного в жизни не слыхивал! Послушайте, ваше величество, этот напыщенный чужестранец, этот так называемый рыцарь, убил двух оруженосцев сэра Гэвина Мурьена, а когда я пришел к нему за объяснениями, меня избили и связанного по рукам и ногам бросили в сарай. После того как меня наконец освободили, гостиница уже полыхала.

Гастон направил коня к раздраженным собеседникам.

— Ваши слова никоим образом не доказывают вину моего господина, — заявил он. — Вы не видели, что произошло, однако утверждаете, будто так оно и было.

— А вы — тот, кто меня ударил! — воскликнул шериф.

Гастон едва сдержался, чтобы не пожать плечами и не сказать: «Ты — бесполезный и никчемный человечишка, позор для своего короля… К тому же ты встал у меня на пути». Но, бросив взгляд на монарха, он улыбнулся и протянул руку.

— И за это я прошу прощения. Тогда мы с кузеном только пересекли границу королевства и не успели ознакомиться с законами этих земель.

Короля раздирали противоречивые чувства, цели и потребности — его колебания четко прослеживались по лицу. Ему нужны были триста рыцарей де Вральи, но в то же время он должен был нести справедливость. Гастон хотел, чтобы шериф взял его руку и пожал ее. Он действительно хотел этого, как и сам король.

— Мессир, мы с кузеном присоединились к королю в походе против Диких. — Голос звучал низко, взволнованно и в то же время успокаивающе. — Прошу у вас прощения перед тем, как мы отправимся воевать.

Шериф засопел. С плеч монарха будто груз свалился. И, словно подчиняясь чужой воле, шериф Лорики взял протянутую Гастоном руку и пожат ее. Правда, он не снял перчатку, что считалось грубостью, и не встретился с Гастоном взглядом.

И король воспользовался моментом.

— Вы выплатите компенсацию городу и владельцу гостиницы, — потребовал он. — Ее сумма будет равна полной стоимости гостиницы, всех сожженных товаров и другого имущества. Шериф посчитает общую стоимость и вышлет предписание.

Монарх повернулся в седле и обратился к капталю де Рут.

— Вы — тот, кто объявил о своем желании служить мне, для начала выполните мое следующее распоряжение: ваши гонорары, а также иных ваших рыцарей будут выплачиваться в качестве штрафа владельцу гостиницы и городу, пока не будет покрыта назначенная шерифом сумма.

Жан де Вральи вскочил на коня, его прекрасное лицо оставалось невозмутимым и умиротворенным. Лишь Гастон знал, что тот обдумывает, а не убить ли ему короля прямо сейчас.

— Мы… — начал было он, но монарх резко развернулся, снова проявляя сноровку, которую уже показал во время поединка.

— Пусть капталь говорит сам за себя, — потребовал король. — Вы защищаете своего кузена, милорд. Но на этот раз я должен услышать лично от него, что он принимает мои условия.

Гастон же подумал: «А он хорош. Понимает моего брата лучше большинства людей и поэтому нашел способ наказать его, при этом держа при себе и используя его мастерство в борьбе против врагов. За один день Жан и его ангел не одолеют этого короля».

Он отвесил поклон и посмотрел на Жана. Тот тоже поклонился.

— Я приехал сражаться с вашими врагами, ваше величество, — в голосе присутствовал чарующий акцент, — за собственный счет. Поэтому ваше распоряжение не играет для меня особой роли.

Гастон поморщился. Король осмотрелся вокруг, оценивая взгляды, улавливая мнения людей по их посадке, по едва уловимым изменениям выражений их лиц, по поведению лошадей под ними. Провел языком по зубам — жест, который Гастон научился читать и который свидетельствовал о раздражении монарха.

— Этого недостаточно, — промолвил король.

Де Вральи пожал плечами.

— Вы желаете услышать, что я признаю ваш закон и ваше распоряжение? — поинтересовался чужеземец, и в каждом его слове сквозило пренебрежение.

«Ну вот, начинается», — подумал Гастон. Граф Тоубрей направил коня между королем и капталем.

— Это моя ошибка, — произнес он.

Оба, и монарх, и де Вральи, посмотрели на него, словно он встал между ними во время поединка на копьях.

— Я пригласил капталя в Альбу к себе на службу и не смог предвидеть, даже несмотря на проведенную в сражениях на континенте юность, в каком свете он нас представит. Поэтому я лично выплачу необходимую сумму за допущенную мной ошибку.

Де Вральи отлично разыграл удивление и неожиданно воскликнул:

— Ну нет! Я настаиваю. Я возьму все расходы на себя.

Король посмотрел на графа Тоубрея, словно человек, заметивший редкий цветок на навозной куче. И тут Гастон вспомнил, что значит свободно дышать.

Через некоторое время, пока они вели непринужденный светский разговор, колонна построилась, и Гастон смог поехать рядом с братом.