Ни один золотой в Камоэнсе не проходил мимо его рук. Умение создавать деньги из воздуха обеспечивало благосклонность короля. Мачадо был инициатором реформы, что отобрала у грандов половину привилегий, переведя золотые потоки в казну государства. Знать, обескровленная и разбитая в неудачных бунтах и волнениях, даже не пыталась сопротивляться.

Король был весьма доволен. Его финансы укреплялись без увеличения налогов на крестьян и горожан. Доверие к золотой и серебряной монете Камоэнса росло. Мачадо — влиятельный и разбогатевший — отвечал презрительными усмешками на обвинения обнищавших графов. Он мог себе это позволить.

Мачадо никогда не брал взяток — сделав неподкупность своим знаменем. Хорхе ценил министра, несмотря на его политические амбиции, закрывал глаза на маленькие вольности с государственными деньгами. Рамон был верен королю и желал быть первым из его вельмож.

Смерть Хорхе подрубила стремительно растущее дерево Мачадо. Фамильный Дуб на гербе стал крениться, грозя пасть навсегда. Только грандиозная интрига могла восстановить прежнее благосостояние. Граф Рамон морщил большой лоб, ведя расчеты всю дорогу до Осбена. Он знал, что ставкой будет жизнь, но невообразимый выигрыш в случае удачи толкал на риск.

Конвой посла подъезжал к Осбену, время близилось к обеду. Дорогу, плавно переползающую с одного невысокого холма на другой, окружали поля высокой спелой пшеницы. Огненно желтой, налившейся силой, зовущей серп жнеца. Лето заканчивалось, уступая силу осени, но еще не сдавалось, даруя напоследок адскую жару.

Все живое, спряталось, пережидая в тени полуденное пекло. Только стаи толстых мух вились в воздухе, рядом был большой лагерь скайцев — шумное беспорядочное сборище разноцветных палаток. На соседнем поле лугу паслись лошади из их многочисленного обоза.

Свитские Рамона, измученные долгой дорогой и краткими ночевками, удивлялись выдержке сеньора, как физической, так и душевной.

Мачадо старательно сохранял невозмутимость. Лениво зевал, прикрывая рот ладонь в тонкой перчатке. Казалось, ничто нем могло удивить его. Но мысленно он уже оценивал силы наемников пять-шесть тысяч. На пути попадались конные отряды, королева собирала рыцарей. Она была готова к войне.

У ворот города путь конвою преградил большой отряд конных латников и арбалетчиков. Несмотря на жару, они были в полных доспехах, поверх которых был нацеплены белые плащи с красным ястребом. Всадники были готовы к бою.

— Кто вы такие? — грозно спросил старший из них, хотя сам, конечно, знал от предыдущих застав, кто направляется в город.

Его вопрос подкрепили поднятые арбалеты и наставленные копья. Спутники министра схватились за мечи. Многие из них с дрожью и ненависть вспоминали алого ястреба на плащах кардесцев.

— Граф Рамон Мачадо — министр Монеты — везу послание Ангеле, дочери короля Карлоса, принцессе Камоэнса и наследнице престола от герцога Антонио Гальбы — регента, — на одном дыхании выдал министр. Он против инструкций регента именовал Ангелу наследницей, и теперь ждал результат своего опасного, но хорошо продуманного поступка.

Его ожидания оправдались. Ангела изъявила желание немедленно увидеть Мачадо. Графу не дали времени на подготовку, сразу же отконвоировали в резиденцию де Вега, обещав позаботиться о свите.

Деревянные полы тихо поскрипывали под ногами. Рамон был крепок, но широк в кости и невысок, поэтому чувствовал себя очень неудобно, окруженный высокими стражами. Прохлада и сумрак замка хранили опасность. Кто знает, как изменилась Ангела? Что задумал холодный, злопамятный и хитрым Гийом?

Стражи распахнули обе створки двери. Рамон чуть зажмурился — зала была наполнена светом. Ангела сидела на неком подобии трона — резном жестком кресле с высокой спинкой. Лоб ее украшал золотой обруч с рубинами и изумрудами. Лицо было непривычное — властное и серьезное. Принцесса подурнела с момента их последней встречи — осунулась и потеряла прежнюю веселую беззаботность. Больше в зале никого не было. Отсутствие мага обрадовало посла.

— Принцесса! — Рамон, остановился в трех шагах и опустился на одно колено.

— Встаньте, граф. Мы не во дворце. Церемонии ни к чему. Вы посол врага.

— Я?! — возмутился министр, — Что вы? Я всегда был вашим другом и поклонником! Ничто, даже мрак последнего лета не может нарушить мою преданность вам!

Горячность Мачадо чуть ослабила тон принцессы, именующей себя королевой.

— Рада слышать. Зачем вы здесь, Рамон? Чего хочет Гальба: голову Гийома и мою рабскую покорность? — ее голос был спокоен, но опытный придворный интриган Мачадо заметил волнение, мелькнувшее в карих глазах.

— Вы почти угадали, — вздохнул он, — позиция герцога жестка, — А где сам Гийом? Такой важный вопрос следует обсуждать вместе с ним.

— Его сейчас нет. Будет позже. Говорите, — приказала Ангела, — Или вы считаете свою королеву глупой дурочкой, которой крутит и вертит злой чародей?

— Нет, моя принцесса. Я всегда уважал вас за ум, — Рамон, так и не вставший с колен, но подошедший ближе, взглянул ей в глаза, — Ум, присущий, простите меня за грубость, совсем не женщине, а государственному мужу — правителю.

Ангела не оскорбилась, улыбка на миг посетила ее губы.

— Герцог настроен решительно. Чудом спасшуюся от злого мага принцессу он еще потерпит. Королеву же нет. Вас объявят самозванкой. Агриппа д'Обинье, прозванный мечом Камоэнса, поддерживает Гальбу. Вы несете раскол и войну, маршал приложит все усилия, чтобы сохранить страну. Вдобавок ко всему, Гийом — его кровный враг. Истинная подоплека гибели Филиппа д'Обинье вам известна.

— Гальба уже начал войну. По его приказу убит принц, — Ангела лукавила, зная правду, — Я успокоюсь, лишь увидев его труп, — заявила она и выжидательно посмотрела на Мачадо, чувствуя, что этот амбициозный краснолицый министр, хочет сказать что-то важное.

— В гибели принца много темных пятен. Герцог готов войне. Он нанял около десяти тысяч наемников — страна живет под его тиранией, любое сопротивление будет подавлено жестоко в назидание другим. Вы не боитесь смерти, принцесса? — Рамон внезапно взглянул ей в глаза.

Ангела отпрянула назад.

— Гийом вас не спасет. Сил у него не хватит. Самозванку схватят и казнят. Медленно и мучительно, — Мачадо тихо растягивал эти слова, — Палачам все равно, кого пытать. Вы признаетесь во всем. В обмане, в пособничестве Гийому, в убийстве принца, в заговоре с Остией. Только бы убрали щипцы от грудей, да раскаленное железо от ног.

— Вы меня не испугаете, — в ее голосе появилась неуверенность.

— И не пытаюсь. Просто говорю правду. Погибнут все ваши друзья и подруги. Все, кто может опознать вас. Кто от рук палачей. А кто от тайных убийств. Но самое страшное — вас скорей всего оставят в живых. Гальба проявит милосердие, вы — его родственная кровь. Ангела, представьте себе долгие годы в подземелье: мрак, холод, голод, крысы. Умереть вам не дадут.